Шар погас, синий пейзаж потемнел, не было видно ничего, кроме лампы.
Папа постоял мгновение, думая сам не зная о чём, потом повернулся и пошёл домой.
— Ну что ж, — сказал папа, — думаю, теперь мы можем спать спокойно. На этот раз опасность миновала. Но я на всякий случай встану на заре и проверю ещё раз.
— Ха! — сказала малышка Мю.
— Папа! — воскликнул Муми-тролль. — Ты ничего не замечаешь? Мы зажгли лампу!
— Да, я подумала, что уже настало время для лампы — вечера стали такими длинными, — сказала мама. — Сегодня я это прямо ощутила.
— Но ты положила конец лету, — сказал папа. — Ведь лампу зажигают, когда лето кончается.
— Зато теперь начнётся осень, — примирительно сказала мама.
Лампа горела и посвистывала. От неё всё делалось надёжным и близким — тесный круг семьи с его чувствами и чаяниями, а по другую сторону круга лежало всё чуждое и непрочное, всё, что наращивало тьму ввысь и вширь, до самого края света.
— В некоторых семьях спрашивают у отца, прежде чем зажигать лампу, — пробормотал папа в чашку.
Муми-тролль выстроил бутерброды в обычном порядке: первый с сыром, потом два с колбасой, а после них холодная картошка с сардинами и джем. Он был совершенно счастлив. Мю, чувствуя, что вечер сегодня необычный, ела только сардины. Она задумчиво таращилась в темноту, и глаза её, пока она ела и думала, становились всё темнее и темнее.
Свет лампы ложился на траву и кусты сирени и, уже слабея, подбирался к тени, где пряталась в одиночестве Морра.
Морра сидела там так долго, что лужайка под ней успела заледенеть. Когда она встала и потянулась поближе к свету, трава захрустела, как стекло. Шёпот ужаса пробежал по листве, несколько кленовых листьев свернулись и, трепеща, слетели Морре на плечи. Астры отклонялись от неё, как только могли. Сверчки умолкли.
— Почему ты не ешь? — спросила мама.
— Сам не знаю, — ответил Муми-тролль. — А у нас есть плотные шторы?
— Они на чердаке, — ответила мама. — Мы достаём их, когда начинаем готовиться к зимнему сну.
Она повернулась к папе:
— Дорогой, ты не хочешь, пока горит лампа, заняться своим маяком?
— Пф, — ответил папа. — Детские забавы. Он меня больше не интересует.
Морра придвинулась ещё ближе. Она таращилась на лампу и покачивала большой тяжёлой головой. Холодная белая дымка вилась вокруг её ног. Морра медленно заскользила к лампе, огромная серая тень одиночества. Стёкла тихонько зазвенели, как от далёкого грома, сад затаил дыхание. Морра была уже возле крыльца, она остановилась в темноте, там, куда не попадал очерченный на земле квадрат света.
И тут она быстро шагнула к окну, так что свет ударил ей в лицо. С веранды немедленно послышались вскрики, там всплёскивали руками, роняли стулья, лампу унесли прочь, и в мгновение ока стало темно. Все спрятались в дом, куда-то в самую его сердцевину. Вместе с лампой.
Морра постояла немного, надышала инея на опустевшее окно и слилась с темнотой, заскользила прочь. Трава со звоном ломалась от её шагов, звук становился всё дальше, всё тише. Сад вздрогнул, роняя листья, и снова задышал: Морры больше не было, Морра снова была далеко.
— Это совершенно лишнее — баррикадироваться и не спать всю ночь, — сказала мама. — Морра, конечно, опять что-нибудь испортила в саду. Но она не опасна. Ты же знаешь, что она не опасна, несмотря на то что она такая отвратительная.
— Ещё как опасна! — закричал папа. — Ты сама испугалась! Перепугалась до ужаса, а бояться нечего, ведь я здесь, с тобой…
— Дорогой, — сказала мама. — Морру боятся, потому что она ледяная насквозь и никого не любит. Но большой беды от неё не будет. Я так думаю, что теперь можно пойти спать.
— Прекрасно! — сказал папа и поставил кочергу обратно в угол. — Прекрасно! Раз никакой опасности нет, значит можно вас не защищать. Замечательно! — Он выбежал на крыльцо, прихватив по пути сыру и колбасы, и растворился во тьме.
— Ого, — восхитилась малышка Мю. — Злится и выпускает злость! Теперь он будет до утра караулить мох.
Мама ничего не сказала. Она сновала туда-сюда, как обычно перед сном, она копалась в своей сумочке, она прикрутила лампу, и тишина сразу стала иной. Наконец она принялась рассеянно стирать пыль с папиного маяка, стоявшего на комоде в углу.
— Мама! — позвал Муми-тролль.
Но мама не слышала. Она подошла к большой настенной карте с Муми-долиной, побережьем и прибрежными островами, забралась на стул, чтобы дотянуться до открытого моря, и поднесла морду к одинокой точке посреди белой пустоты.