Муми-тролль приподнял морду и выглянул из-под паруса. Папа сидел снаружи с фонарём в лапе. Длинная тень его была внушительной, да и весь папа выглядел внушительнее обычного. Муми-тролль свернулся поплотнее и подтянул лапы к тёплому животу. И погрузился в сон, и сны покачивались и были синими, как ночное море.
Понемногу наступало утро. Папа остался наедине со своим островом и с каждым часом ощущал его всё более своим. Небо светлело, скалы высились перед папой, испещрённые уступами, по которым можно вскарабкаться наверх, и на самом верху он увидел наконец маяк, чёрный на сером. Он оказался больше, чем папа представлял, и это был тот самый ночной час, когда тому, кто бодрствует в одиночестве, всё начинает видеться безнадёжным и опасным.
Папа погасил фонарь, и берег погрузился во тьму. Он ещё не был готов встретиться с маяком лицом к лицу. С моря дул утренний ветер, было холодно. Где-то за островом кричали морские птицы.
Папа смотрел на маяк с берега, и тот казался всё выше и выше. Он походил на модель маяка — ту, папину, так и не законченную. Теперь папа видел, что крыша не такая островерхая, как он представлял, и на верхней площадке нет перил.
Папа долго вглядывался в тёмный заброшенный маяк, и постепенно тот начал уменьшаться и умещаться в прежние мысли и представления о нём.
«Всё равно он мой, — подумал папа и зажёг трубку. — У меня есть собственный маяк. Я приведу в него свою семью и скажу: „Здесь мы будем жить“. Как только мы попадём внутрь, ничего плохого с нами случиться уже не сможет».
Мю сидела на ступеньках маяка и смотрела, как наступает утро. Остров проступал внизу из сумрака, он был похож на большую серую кошку, которая потягивается и выпускает когти. Лапы вытягивались в море, а хвостом был длинный узкий мыс далеко позади. Кошка топорщила шерсть, но глаза её были закрыты.
— Ха! — сказала малышка Мю. — Это не простой остров. Он уходит в море не как они обычно уходят. Тут ещё такое начнётся, попомните мои слова!
Она свернулась поудобнее и стала ждать. Из моря выкатывался солнечный диск. Остров обрёл тени и цвета, втянул когти, очертания сделались чёткими. Всё засияло, и белые морские птицы закружили над мысом. Кошка пропала. Но тень маяка пролегла через остров до самого берега широкой тёмной лентой.
Они появились снизу, как крошечные муравьи, — папа с Муми-троллем тащили всё, что смогли утащить, они пробрались сквозь ольховые заросли в тень маяка и оттуда показались ещё меньше. Три белые точки остановились, подняли морды и вгляделись ввысь.
— Какой же он большой! — с дрожью проговорила мама.
— Большой? — переспросил папа. — Да он просто гигантский! Это, наверное, самый огромный маяк на всём свете. И подумать только, это последний остров архипелага, за нами уже никого, только открытое море. Мы остались с морем один на один, все остальные населённые острова — далеко позади. Разве это не прекрасно?
— Да, папа! — воскликнул Муми-тролль.
— Можно я немножко понесу корзину? — спросила мама.
— Нет-нет-нет, — запротестовал папа. — Ты ничего не понесёшь. Ты просто войдёшь в свой новый дом — подожди, тебе полагаются цветы, так положено, подожди немного… — Он нырнул в осиновую рощицу и принялся собирать их.
Мама огляделась. Какая скудная земля! И сколько камней, повсюду огромные валуны. Ох, нелегко будет разбить здесь сад.
— Что это за ужасный звук? — шёпотом спросил Муми-тролль.
Мама прислушалась.
— И правда, пугающий звук, — согласилась она. — Но это просто осиновые листья, они всегда так шелестят.
Меж камней росли тонкие осинки, их трепал морской ветер, и листья их непрерывно хлопали. По осинкам то и дело пробегала дрожь.
Днём остров стал другим, равнодушно отвернулся от них. Он больше не вглядывался в них так, как тёплой ночью, он устремил свой взгляд далеко в море.
— Вот, держи, — сказал маме папа. — Они, правда, крошечные, но распустятся, когда поставишь их на солнце… Пойдёмте. Понемногу здесь протопчется приличная тропа к берегу. А на берегу построим причал. Сколько дел! Подумать только, теперь можно всю жизнь обустраивать остров, доводить его до ума, пока он не достигнет совершенства, вот чудо-то… — Он подхватил корзины и заспешил сквозь вереск к маяку.