— Вот же черт, — хмыкнул Райнор. Он сложил крылья, его тело уменьшилось, и чешуя превратилась в ткань и плоть. Он побежал вперед и опустился на колени рядом с холодным, неподвижным комочком черного меха: одна из кошек, опаленная и теперь неподвижно застывшая.
Мы с Делосом подошли к нему в человеческом обличье. Райнор подхватил кошку на руки.
— Глупая кошка, — пробормотал он. — Почему ты не убежала?
— Она жива? — спросил я.
— Конечно, нет, — сказал Делос. — Она стала льдышкой.
Райнор прижал комочек к своей массивной груди. Каким бы суровым он ни казался, он был неравнодушен к пушистым созданиям. От его кожи поднимался пар, а с шерсти кошки начала капать вода. Райнор использовал свое тепло, согревая ее.
— Имей немного веры, Делос, — сказал Райнор. — Или твое холодное сердце не способно на это?
Делос засмеялся, и от его дыхания затуманился воздух.
Я положил руку на спину кошки и направил тепло в ладонь. Я почувствовал пульс, очень слабый, но по мере того, как мы передавали наше тепло в ее тело, он становился все отчетливее. Затем она открыла глаза, два маленьких зеленых драгоценных камня, и слабо мяукнула, как будто благодарила нас.
На улице царствовала тишина, лишь изредка раздавался скрип обугленного и покрытого инеем дерева. Никто не заговорил с нами, не поблагодарил. Они все прятались. Кто бы осмелился заговорить с драконом? Так уж устроен мир. Все боялись чего-то. А большинство боялись нас.
— Я заберу ее с собой на станцию, — сказал Райнор. — Можно?
Мы были одним отрядом, ближе, чем братья. Каждое решение должно быть единогласным.
— Мы не можем оставить ее здесь, — сказал я. — Она умрет.
— Как скажешь, — сказал Делос. — Я не против. Но ты, Райнор, заботишься о ней. Если она будет меня беспокоить, я без колебаний превращу ее во вкусное мороженое.
— А я превращу твои яйца в кусочки угля, — сказал Райнор.
Он осторожно поставил кошку рядом со своим сапогом. Кости сдвигались, расширялись, скручивались, появлялась чешуя, рога прорастали, а зубы удлинялись. Наши тела росли и возвышались до крыш зданий и могли заглянуть в окна на втором этаже. Райнор осторожно взял комочек меха когтями.
Когда мы влетели, от наших крыльев, по улице проносились маленькие круговороты, поднимался в воздух пепел и пыль, и вывески на окнах бешено раскачивались на своих балках, а мы втроем поднимались все выше и выше в ночное небо, обратно к окраинам Старого порта, обратно к станции.
Глава 1
Грейсон
Я почувствовал, как зашевелилась в животе моя девочка: ее обычные утренние пинки, но окончательно меня разбудил шум на кухне таверны и крики мистера Форестера, который спрашивал, почему я еще не спустился, не стою за стойкой и не разношу чай и печенье мужчинам, уходящим на фабрики, и кружки с элем тем, кто закончил свою ночную смену. Я натянул фартук и оставил свое мнение при себе, поскольку оно ничем не помешало бы его ворчанию.
— Я разрешил тебе снимать комнату наверху, и ожидаю, что ты придешь вовремя! — сказал мистер Форестер, когда я проходил мимо него.
Протиснувшись через двойные двери, я схватил тарелку с яичницей, сосисками и кружку чая, ожидавшую своего часа, и передал их усталому мужчине за стойкой.
— Эй, омега. Где мой эль? — спросил бородатый, покрытый сажей мужчина.
— У меня есть имя, — сказал я. — Меня зовут Грейсон, и придержи своих чертовых лошадей.
— Омега! — крикнул кто-то еще. — Принеси чай и тарелку сосисок. И помидоры на гриле к ним.
Оловянная кружка наполнилась пенистым напитком, и я поставил ее на прилавок, прежде чем просунуть голову в подсобку, чтобы выкрикнуть новый заказ. Я привык к неуважению, такое бывало каждый день. Беременный, без альфы, не спаренный, работающий в таверне… это идеальный бурный коктейль табу, привлекающих всеобщее внимание. Но меня это не задевало. Конечно, это могло вызвать недовольство, но мне, если честно, некогда было беспокоиться о том, что люди думают обо мне. А с ребенком, растущим у меня в животе, я знал, что должен быть сильным. Она тоже должна стать сильной.
Как я узнал, что это девочка? Я просто почувствовал ее, другого объяснения не было. До ее рождения оставалось около месяца, может, меньше, и, надеюсь, к тому времени я заработаю достаточно денег, чтобы снять жилье получше, чем захолустная спальня над таверной, где я мог спать только три часа за ночь из-за необходимости закрывать и открывать это проклятое место. Если меня спросят как я еще не сошел с ума, я отвечу: это чудо и подвиг моей стойкости.