Но какой может быть разговор, если в прихожую тут же влетает маленький торнадо по имени Маруська? С тех пор как пошла в детский сад, она не даёт мне покоя вопросами об отце. Вбила себе в голову, что если заказать его Деду Морозу, то он непременно принесёт ей папу. Если бы всё было так просто…
Маруська – моя! Только моя! Не собираюсь её ни с кем делить. И в первую очередь, не нужен нам этот ненадёжный папаша. Но он, как назло, тут же сообщает дочери, что он – её отец. И всё – можно опускать занавес. Потому что очевидно, что Маруська теперь повиснет на нём и ни за что не позволит ни выставить за дверь, ни изгнать из нашей жизни.
А если я не ошиблась и он действительно пьёт? Я уже проходила это с Владом, второй раз наступать на те же грабли нет никакого желания… Да и как подпустить к дочери алкоголика?
- Я – не алкоголик. У меня просто трудный период. Но я клянусь, больше ни капли!
Как мне знакомы эти песни! Влад тоже постоянно оправдывал свою болезненную тягу к бутылке трудным периодом. Нормальный мужик никогда не опустит руки и не будет искать спасения в водке!
- Все вы так говорите…
- Я трезвый. Дыхнуть?
От него, действительно, не пахнет, я бы почувствовала. Мой нюх натренирован на пьяниц не хуже, чем у служебной собаки. Но почему он так плохо выглядит? Может, болен?
Позволяю ему немного пообщаться с Маруськой, а потом зову в кухню на разговор. В первую очередь нужно выяснить, что Ване от нас надо. Столько времени не делал ни малейших попыток со мной связаться, а тут вдруг явился! Да если бы он тогда меня любил, то не устроил бы полный игнор и дал бы нашим отношениям второй шанс!
- Оксана, я был на войне. Меня призвали, когда ты уехала. И… Я был в плену.
О, Боже… Так вот почему Ваня так выглядит? Он был ранен? Его там мучили? Я предполагала тогда, три года назад, что его забрали в армию. Но почему он мне об этом не сообщил? Даже если с ним что-то случилось, разве мне, как его невесте, не должно было прийти какое-то уведомление?
Иван зачем-то приносит мне удостоверение и тычет, чтобы я посмотрела и убедилась, что он говорит правду. Да неужели такими вещами кто-то станет шутить? И потом, списки освобождённых из плена наверняка есть в сети, его слова легко проверить!
Боже… Я же его ругала тут последними словами, ненавидела, пыталась забыть, а он там… Страшно представить, через какие круги ада ему пришлось пройти…
Выдержка как-то сразу заканчивается. Не могу сдержать слёз. Оплакиваю его страдания и свою жизнь… То, что копилось все эти годы, сейчас наконец прорвало плотину и затапливает всё вокруг.
- Я выжил там только потому что надеялся, что ты меня ждёшь…
А я не ждала! Не ждала! Я оказалась куда хуже, чем он обо мне думал! Я предала его… И от этого на душе становится особенно гадко. Думала, что он – предатель, а получается, что я?
Мне так много надо ему сказать, чтобы он понял и, может быть, простил! Но в самый неподходящий момент прибегает Маруська. При ней, естественно, никаких разговоров вести нельзя. Она хоть и маленькая ещё, но шибко умная. Вечно что-то услышит, свои выводы сделает, а потом как выдаст… Порой уши в трубочку сворачиваются и не знаю, куда лицо от позора спрятать.
С трудом успокаиваюсь, мы замешиваем тесто, выпекаем коржи, промазываем их кремом… Болтаем о какой-то ерунде, а я никак не могу угомонить колотящееся сердце. Что дальше? Что теперь будет? Что мне делать?
Иван изменился. Он всегда был самоуверен и излишне категоричен. А теперь – растерян, будто его защитный панцирь дал трещину. Это вызывает боль, потому что без причины такие перемены не происходят. Я и сама теряюсь, не знаю, как с ним общаться, чего от него ждать.
Зато Маруська от папы в восторге. Большую часть вечера проводит у него на руках. Болтает, не закрывая рта ни на минуту. Засыпает Ивана десятком вопросов в секунду и далеко не всегда даёт ему возможность на них ответить.
Познакомила отца со всеми своими игрушками, разболтала на ушко все секреты. Поведала обо всём, что происходит в саду, с кем дружит, а кто её обижает. Пересказала все стишки, которые рассказывала Деду Морозу на утреннике. Даже на меня пожаловалась, что я забрала её подарок – домик с конфетами – и выдаю только по одной штуке.
Сдаёт меня Ивану с потрохами, даже маму мою цитирует. А потом выдаёт:
- Папа, а ты – матлос?
Ваня уже наловчился понимать её тарабарский язык, но вопрос загоняет его в тупик.
- Почему ты решила, что я – матрос?
- Потому сто бабуска говолит, сто ты поматлосил маму и блосил! А матлосят кто? Матлосы! Котолые на колаблях! Нам воспитательница в садике лассказывала.