– Послушай. – Семёныч встал из-за стола и начал ходить по крошечной кухне. – Я, в конце концов, сам решаю, где мне работать, а где – нет.
– Решаешь сам, да. Но живи тогда один. О семье ты не думаешь, хоть о себе тогда подумай. Не мальчик уже.
– А я как раз не о себе думаю, а о людях, которых спасаю. Мы сегодня под утро двадцать семь минут мужика реа нимировали. И спасли! – Семёныч залпом допил свой чай. – Я клянусь тебе, что думал над этим предложением. Всю дорогу думал. А вот сейчас пришёл домой, позвонил в кардиоцентр, куда мы его привезли. Мужик ожил, и это я его спас, я его с того света вытащил. И как ты считаешь, могу я это всё бросить?
– Двадцать семь минут? Что у него? Инфаркт? – Наталья с интересом подалась вперёд. Она тоже была врачом, и ей всегда были интересны случаи из практики мужа, более живые и критические, чем у неё в больнице.
– Ты представляешь, хорошо, что он при нас крякнул. Приехали. Он вроде бы ничего, разговаривает, сердце, говорит, давит. Я сразу ЭКГ. Вижу обширнейший инфаркт. Я говорю, давайте тихонечко собирайтесь. Поедем в больницу хорошую, полечим вас. А он разволновался что-то, засуетился – и хряп. Вытащили его. Веня мой молодец, всё четко, грамотно делал.
– Ладно, устал ты, плохо выглядишь. Иди сейчас поспи пару часов, а потом поедем. – Наталья провела рукой по его щеке, поправила причёску, со вздохом поднялась с табурета и принялась мыть посуду.
– Но ты представь каково?! Сорок пять тысяч оклад и ещё проценты. Это ведь с доходов нужно платить? Значит, идут люди, платят. А мы вот бесплатно лечим. И хорошо лечим.
Наталья отвлеклась от раковины, с укоризной посмотрела на мужа, не сказав ни слова, махнула рукой и продолжила мыть посуду.
– Полторы тысячи долларов оклад – и ты отказался? – на кухню вбежал Костя.
– Я не знаю, сколько там долларов, но сорок пять мне предложили. И да, я отказался. А что тебя удивляет? Я хороший врач, и меня ценят.
– Нет, нет, постой. – Костя сел на мамин табурет и вплотную пододвинулся к отцу. – Я не про то, какой ты врач. Тебе предлагают зарплату почти в четыре раза выше, чем сейчас, возможность работать в крутой клинике, а ты отказываешься. Я, честно, вас понять не могу, вы все говорите, что работать тяжело, платят мало, а тут сами отказываетесь от такого шоколада?
– Ты что раскричался? – Семёныч возмущённо переставил пустую кружку, подсознательно расчищая путь к своему оппоненту. – Это моя работа, и это я решаю, как мне поступать. Вот выучишься – и иди работай куда захочешь, я тебе слова не скажу.
– Это всё понятно. Ты сам решаешь, тебе на других плевать. Но мне просто интересно понять причины. – Костя разгорячился, и капельки пота выступили на его висках. – Тебе лень, страшно, неохота или что?
– Что значит лень? Я уже двадцать пять лет на скорой. Ты считаешь, я там балду пинаю?!
Но сын не отступил:
– Вот я понимаю ситуацию так: если я, например, футболист, с детства воспитывался в «Спартаке», потом играл за их молодёжку, потом в основной состав попал. Понятно, что «Спартак» меня вырастил и я ему многим обязан. Но если меня вдруг приглашает к себе «Реал Мадрид», я не имею права отказаться. Ведь это признание моего уровня. Каждый должен расти. И дело тут даже не в деньгах. Я честно не понимаю. Ты вообще думаешь о карьере, о своём росте профессиональном? Есть у тебя мечта? Или как идёт, так и идёт?
От возмущения у Семёныча в глазах потемнело.
– Какой «Реал Мадрид»? Какой уровень? – Он вскочил с табурета. – Сделали красивую вывеску и впаривают людям ненужные им услуги. Уровень – это и есть «Скорая. Медицинская. Помощь», – отчеканил он по отдельности, вбивая слова в пол и стены кухни. – Ты знаешь, что такое три кнопки?
Наталья закончила мыть посуду и села на табурет мужа. Она и сын смотрели снизу на Семёныча, удивляясь такой не свойственной ему жёсткой и эмоциональной позиции. Не дождавшись ответа, Семёныч продолжил:
– Три кнопки – это ноль один ноль два и ноль три. Это не просто номера телефонов. Это – служба спасения. И когда я начинаю свою смену, я беру под охрану город. Ты это понимаешь?
– Какое спасение? Что ты мелешь? – Костя посмотрел на мать, ища поддержки, но та лишь наблюдала, сохраняя нейтралитет. – Посмотри вокруг. Ты же ничего не видишь. Смену закончил, бухнул, поспал и снова на смену. – Копируя отца, Костя вбивал слова, стуча пальцем по кухонному столу. – Нет уже давно никаких кнопок. В милицию никто не звонит. Звонят авторитетам. В скорую не звонят, а сами едут в нормальные частные клиники. Только пожарные, наверное, действительно нужны. Кроме них, пожар никто не потушит.
Семёныч вдруг резко погрустнел, прислонился к дверному косяку.