Нунций возразил: «Но ведь именно из-за того, что мы сейчас на грани войны, многие крещеные евреи, которых сейчас изгнали из армии, готовы сражаться за Италию, могу вас в этом уверить. Так что я бы предложил вам изменить дату 1 октября 1938 г. [крещение, принятое после этой даты, уже не освобождало итальянских евреев от действия расовых законов] на, скажем, 31 декабря 1939 г.». По его словам, новая дата предоставит «еврею возможность искупления путем крещения, после чего он сможет стать солдатом и защищать свою страну. Тогда вы, увидев, как он рискует своей жизнью, уже не сможете подозревать, будто эти люди совершают религиозное обращение лишь по эгоистическим мотивам».
Замминистра не пошел ни на какие уступки, но пообещал: если станет ясно, что война и в самом деле вот-вот грянет, он (возможно) рассмотрит это предложение[128].
В середине теплого августовского дня Чиано отдыхал на пляже в Остии, неподалеку от Рима, когда прибыл помощник, доставивший ему послание. Министр иностранных дел Германии хотел встретиться с ним в Австрии – уже на следующий день. Чиано поспешил в Рим, чтобы предупредить своего тестя и подготовиться к поездке.
В Зальцбурге итальянца ждал автомобиль. Чиано отвезли в Шлосс-Фушль – роскошную летнюю резиденцию Риббентропа, расположенную на берегу озера, в 26 км от Зальцбурга. Это был замок XV в., некогда выстроенный зальцбургским принцем-архиепископом. Для визита Чиано надел свою изящную военную форму – и испытал некоторое замешательство, увидев, что немецкий министр иностранных дел принимает его в повседневной гражданской одежде. Ощущение дискомфорта лишь усилилось, когда Риббентроп, приветствовавший визитера ледяным тоном, объявил, что вызвал его с целью проинформировать о намерении Гитлера «безжалостно уничтожить Польшу». Министр иностранных дел Германии пренебрежительно отмахнулся от протестов Чиано, пытавшегося объяснить, что это еще сильнее разожжет конфликт в Европе. В конечном счете, по его словам, ни Британия, ни Франция не рискнут затевать войну по этому поводу.
Обзаведясь новым пристанищем в районе Зальцбурга, Риббентроп последовал примеру многих гитлеровских министров: если они желали видеть Гитлера в летние месяцы, то нужно было находиться в этих краях. Незадолго до этого Гитлер устроил себе горное прибежище неподалеку – в Оберзальцберге, на германской стороне былой границы с Австрией. За несколько лет первоначальное здание сильно расширили. Теперь это был огромный комплекс посреди гор, получивший название Бергхоф: настоящий дворец, в котором все было приспособлено для нужд требовательного диктатора. На другой день после своей неловкой встречи с немецким министром иностранных дел Чиано отправился туда, чтобы увидеться с Гитлером.
Фюрер разговаривал с Чиано, стоя перед большой настенной картой Европы. По его словам, Германия, эта великая держава, не может и дальше терпеть польские провокации, иначе она утратит авторитет. Однако, заверял он, масштаб боевых действий будет довольно ограниченным. Да, когда-нибудь появится необходимость сразиться с западными демократиями, но этот день пока еще маячит где-то в будущем.
Чиано ответил, что надеется на правоту фюрера. Но затем признался, что не уверен в возможности ограничить войну малой территорией и обеспокоен неготовностью Италии броситься в пожар общеевропейского конфликта. После недавней эфиопской войны и последовавшей за ней поддержки Италией франкистской революции в Испании запасы военного сырья в стране совершенно истощены. Он перечислил другие уязвимые стороны Италии, которые обнажатся, если грянет полномасштабная война: промышленные центры страны сосредоточены на севере, что делает их легкой мишенью для авианалетов; ее африканские владения защищены слабо; кроме того, во Франции работает около миллиона итальянцев. Чиано даже упомянул, что Муссолини возлагает большие надежды на проведение в 1942 г. очередной всемирной ярмарки в Риме (чтобы отметить 20-летнюю годовщину своего режима) и что масштабное строительство в рамках подготовки к мероприятию уже началось.
128
Borgongini Duca to Maglione, August 30, 1939, ADSS, vol. 6, nn. 126, 127. При этом немецкие епископы проявляли немалую озабоченность по поводу тех бед, которые обрушились на «неарийских католиков», как они их именовали. Это отражено в служебной записке, которая так и называется: «Тяжелое положение католиков еврейской расы в Германии» (ASRS,