На другой день итальянский посол прибыл в Апостольский дворец, где встретился с монсеньором Доменико Тардини, заместителем государственного секретаря кардинала Мальоне, который пока не вернулся из летнего отпуска.
Посол предпочел бы встретиться с самим кардиналом, но понял, что с точки зрения доступа к папе почти ничего не теряет, встречаясь с монсеньором Тардини или с другим заместителем кардинала – монсеньором Джованни Монтини. Более того, всем в Ватикане было ясно, что папа более близок к этим двум заместителям, нежели к самому государственному секретарю.
У папы так и не сложились теплые личные отношения с Мальоне, и он никогда не чувствовал себя комфортно с ним. Они были почти ровесниками. Когда Мальоне служил нунцием во Франции, Пачелли был нунцием в Германии. К тому же кардинал Мальоне являлся одним из соперников Пачелли на недавнем конклаве, так что ему трудно было играть ту подчиненную роль, которую папа считал наиболее подобающей для своих сотрудников. Именно такое ревностное служение демонстрировали два главных заместителя Мальоне, которые верно служили будущему папе на тех же должностях, когда сам Пачелли был государственным секретарем[154].
Эти два заместителя очень отличались друг от друга. Один, 41-летний Джованни Баттиста Монтини, папский любимец, происходил из почтенной католической семьи, жившей в североитальянском городе Брешиа. Воспитанник элитных католических семинарий и колледжей, Монтини был назначен главным заместителем ватиканского государственного секретаря в 1937 г.[155].
Другой, Доменико Тардини, был почти на десяток лет старше Монтини, но его примерно в то же время назначили в Римской курии секретарем Конгрегации по чрезвычайным церковным делам: он отвечал за связи с правительствами. Выходец из римской семьи, обладавшей невеликим достатком, он отличался настолько же грубоватым нравом, насколько Монтини был изысканно-благовоспитанным. «Монсеньор Тардини – человек невысокий и плотный, довольно простого вида и поведения, скромного происхождения, – отмечал французский посол, – с весьма живым характером, порывистый, не самого тонкого воспитания». Хотя Тардини говорил лишь то, что хочет сказать, он был с собеседниками откровеннее, чем другие чиновники Государственного секретариата. Благодаря этой черте, которая воспринималась собеседниками как глоток свежего воздуха, а также своему язвительному юмору он снискал популярность среди иностранных послов, работавших в Ватикане[156].
Французский посол метко описал Джованни Монтини, прибегнув к игре слов: «До некоторой степени он папский enfant de choeur – ou de coeur [алтарный мальчик папы – или дитя его сердца, то есть любимчик]». В некоторых отношениях он очень походил на понтифика: выходец из элитного католического семейства, интеллектуал, от рождения довольно застенчивый (и по натуре склонный выражаться мягко), осторожный в высказываниях: «эмоциональный, нерешительный, неуверенный в своих суждениях, он в то же время весьма обаятелен, искренен, откровенен и при этом уклончив». В завершение посол отмечал, что знающие люди видят у Монтини перспективу самому когда-нибудь стать понтификом. И в самом деле, через два с лишним десятилетия Монтини избрали папой под именем Павла VI[157].
Но вернемся к встрече Тардини с послом Муссолини. На ней Тардини заявил, что папа может лишь приветствовать любые предложения итальянского правительства, касающиеся предотвращения войны. Посол, как и прежде, отвечал, что папа в данных обстоятельствах может сделать лишь одну полезную вещь – призвать Польшу уступить Данциг немцам.
Тардини тут же уведомил понтифика о требованиях Италии. На другой день во время встречи в Кастель-Гандольфо ранним утром папа передал ему текст телеграммы, которую следовало зашифровать и отправить нунцию в Варшаве. В этом тексте папа довольно ясно выразил основную мысль, которую он хотел донести до польских властей: «Если Польша согласится удовлетворить в определенной мере претензии [немцев] в отношении Данцига, это может открыть путь к разрядке напряженности». То была не первая попытка папы убедить польское руководство действовать более гибко. Несколько раньше в том же месяце он уже поручал своему нунцию в Варшаве добиваться компромисса от польского правительства. Теперь же, получив эту новую телеграмму, нунций снова встретился с министром иностранных дел Польши и на сей раз выразил конкретное пожелание, чтобы Польша уступила немцам Данциг. Польский министр сразу же отверг эту просьбу[158].
158
Pignatti to Ciano, August 25 1939, DDI, series 8, vol. 13, n. 270; Friedländer 1966, pp. 28–31; Tardini notes, August 26, 1939, ADSS, vol. 1, n. 127.