Заместители Мальоне обнаружили, что составить проект аналогичного послания, адресованного Польше, гораздо труднее. Всегда осторожный монсеньор Тардини даже задался вопросом, разумно ли для папы вообще направлять послание такого рода. Мало того, что из-за этого выплывут на свет тайные переговоры папы, Тардини видел еще три причины, по которым следовало бы отвергнуть такую идею. Во-первых, «может показаться, что Святой престол подыгрывает Гитлеру. Тот откусит еще один большой кусок – Данциг – и затем, ближайшей же весной, начнет [агрессию] снова». Во-вторых, «может показаться, что Святой престол добился еще одного Мюнхена»: по словам Тардини, в Мюнхене «Гитлер вопил, угрожал и в конце концов получил то, что хотел»[167]. В-третьих, указывал монсеньор, «может показаться, что Святой престол чрезмерно связан с Муссолини. Более того, нетрудно будет догадаться, что лицом, с подачи которого сделано данное предложение… является он сам. Все это беспокоит меня, поскольку именно такие обвинения сейчас возводятся против Святого престола». Но папа отверг совет Тардини и все-таки решил отправить телеграмму, приказав своему нунцию в Варшаве встретиться с польским президентом[168].
Хотя папа и предпринял эту попытку стать посредником в мирном урегулировании германско-польских разногласий, он слабо надеялся на то, что она окажется успешной. «Польшу сокрушат в ближайшие несколько дней, – заявил он одному французскому прелату, посещавшему тогда Ватикан. – А Франция не способна ничего сделать для Польши, абсолютно ничего. Вы представляете, какой силой обладает Германия? Всеподавляющей»[169].
Но папа все-таки сделал еще кое-что. За считаные часы до развязывания войны, 31 августа, он попросил Мальоне вызвать в Ватикан послов всех пяти стран, находящихся в центре этого кризиса, – Великобритании, Франции, Польши, Германии и Италии. Каждому была передана копия призыва папы избежать войны[170].
Муссолини и сам пребывал в состоянии колоссального нервного напряжения, но в его случае оно смешивалось с приятным возбуждением. Накануне он, как часто бывало, несколько раз позвонил Кларе, прежде чем она прибыла в их зал в палаццо Венеция. Когда же она появилась под вечер, он сунул ей в руки юмористический журнал, сообщив, что ждет важный телефонный звонок и только потом освободится для занятий любовью. Но его нетерпение возобладало. Он грубо сорвал с нее платье, и, как отметила Клара в дневнике в тот же день, они предались «дикой, необузданной любви». В конце записи она добавила: «Я плачу от радости».
Вскоре раздался долгожданный звонок: Чиано сообщил диктатору о последних изменениях в германо-польском конфликте. Вернувшись к Кларе, дуче передал ей новость: война вот-вот разразится. «Бедные поляки, бедные поляки, какую катастрофу они устраивают! – воскликнул Муссолини. – Как они могут так обманываться – верить, что им помогут французы или англичане?»[171]
Глава 8
Война начинается
Перед рассветом 1 сентября 1939 г. немецкий линкор начал обстреливать польский гарнизон, расквартированный в данцигском порту. Одновременно 62 дивизии германской армии при поддержке 1300 боевых самолетов пересекли границу и вторглись в Польшу: одна группировка атаковала с севера (двигаясь из Пруссии), другая – с юга (двигаясь из Словакии). В 6:00 на Варшаву упали первые бомбы. Немецкие пикирующие бомбардировщики Ju-87 наносили удары по скоплениям польских войск. При этом люфтваффе стремилось уничтожить как можно больше польских самолетов, прежде чем те успеют взлететь. Воздушному удару также подверглись города и деревни, жители которых в ужасе запрудили дороги, мешая польскому командованию переправлять подкрепления на фронт. Монсеньор Рарковски, епископ-капеллан германской армии, в тот же день направил срочное обращение всем католическим солдатам вермахта: «В этот скорбный час, когда наш германский народ оказался перед необходимостью испытать свою решимость под огнем и выступил на битву за свои естественные и данные Богом права, я обращаюсь к вам, солдаты… Каждому из вас известно, что стоит на кону для нашего народа… и каждый, отправляясь в сражение, видит перед собой сияющий пример истинного бойца – нашего фюрера и верховного главнокомандующего, первого и отважнейшего солдата великого Германского рейха»[172].
За первые три дня войны немецкие войска провели 72 массовые казни как пленных польских солдат, так и просто мужчин, женщин и детей, которых расстреливали в отместку за народное сопротивление германской оккупации. Во время одного инцидента 8 сентября из здания средней школы выстрелили и попали в офицера германской армии. В ответ немцы казнили 50 учеников, несмотря на то что стрелявший мальчик уже сдался. В тот же день, после того как командира немецкой роты убили в бою, проходившем к югу от Варшавы, разъяренные немцы отвели 300 польских военнопленных к придорожной канаве, расстреляли их из пулеметов и оставили тела у дороги[173].
168
Многоточие оригинала (у Тардини многоточие было, по сути, одним из любимых риторических приемов). Переработанный текст послания, отправленный нунцию в Варшаву, отражал кое-что из того, что так беспокоило Тардини. Указывалось, что предложение исходит не от неназванного «дипломата», как в случае послания папы в Берлин, а от «ответственного источника», что выглядело еще более туманно. Телеграмма, направленная в Берлин, оказалась короче той, которую направили в Варшаву: послание, адресованное нунцию в Польше, содержало еще слова «об особом расположении к Польше», которое питает понтифик (Tardini to Maglione, August 20, 1939; Maglione to Cortesi, nuncio in Warsaw, August 20, 1939, ADSS, vol. 1, nn. 152, 153).
170
Charles-Roux 1947, p. 332. Французский текст папского послания, датированный 31 августа 1939 г., см. в: MAEN, RSS 576, PO/1, 1108. Встречи, которые проводил Муссолини в тот день, также описаны в заметках Тардини (Tardini notes, ADSS, vol. 1, n. 159). Сопроводительное письмо Бергена от 31 августа 1939 г. в Берлин, а также текст послания папы см. в: DGFP, series D, vol. 7, n. 473.
Кардинал Мальоне предпринял 2 сентября необычный шаг и лично посетил Такки Вентури, чтобы попросить его передать Муссолини послание понтифика. Кардинал сообщил, что папа последовал совету дуче и направил нунцию в Варшаве требуемое послание для передачи его президенту Польши. Впрочем, не вполне ясно, дошла ли эта телеграмма до Варшавы. На следующий день Такки Вентури составил проект письма, адресованного Муссолини. Он писал: «События, произошедшие после вечера 31 августа, позволяют с уверенностью сказать, что из-за опоздания [телеграммы] или нежелания президента следовать совету папы результат оказался не тем, какого желал Его Святейшество, а вместе с ним и все мудрые фигуры мира» (ARSI, Fondo Tacchi Venturi, Miscellanea, b. 11, fasc. 33, carte non numerate).