— О я несчастная!.. Долго вы его продержите в тюрьме?
— Ни одного дня, даже часа, — отвечал начальник, — можете быть уверены.
Несчастная женщина вскрикнула и упала в обморок. Все это произошло скорее, чем мы рассказали. Форконе до такой степени испугался, что на него нашел столбняк, казалось, он ничего не понимал, что вокруг него делается.
В это время к нему подошел капуцин и стал шептать, чтобы раскаялся в грехах и приготовился к смерти.
Эти слова вывели приговоренного из оцепенения.
— Мне раскаяться? Да в чем, спрашиваю я вас, — вскричал он не своим голосом, делая усилия, чтобы порвать веревки, которыми был связан. — Раскаяться в том, что я сказал одно неосторожное слово? Будьте же все вы прокляты с вашим папою и его правосудием!
— Припомни хорошенько все твои дела, — говорил тихим торжественным голосом капуцин, — и ты сознаешь все грехи твои, ты сам увидишь, что приговорен к смерти не за неосторожное слово. Припомни, как ты в замке Браччиано зарезал беззащитного по приказанию Людовика Орсини…
Экс-бандит затрясся всем телом.
— А Юлий Савелли, — продолжал капуцин, — убитый тобой в то время, когда выходил из дома своей возлюбленной… А Викентий Вителли, которого твои сообщники смертельно ранили, а ты его докончил. Припомни все это, и ты убедишься, что тебя отправляют на виселицу не за одно неосторожное слово.
— Боже! Этот голос и эти блестящие глаза! — вскричал Григорий. — Я их узнаю! Ты тот самый монах, который был у меня вчера в остерии и спрашивал полбутылки вина!..
— Но кроме вчерашнего дня мы с тобой, Форконе, встречались и прежде, — говорил капуцин. — Припомни того монаха, который на коленях молил тебя помочь ему отыскать убийц Франциска Перетти, его племянника…
Приговоренный отшатнулся назад, вся его фигура изобразила страшный ужас, бледными губами он прошептал:
— Кардинал Монтальто! Сикст V!
— Да, Сикст V, которого Провидение предназначило наказать злодеев. Умри же, Форконе; если ты жил, как кровожадный зверь, то сумей хотя бы умереть по-христиански, принеси раскаяние в грехах перед лицом Господа Бога!
Экс-бандит упал на колени и стал молить о пощаде.
— Помилуй меня, святейший отец, ради всего святого помилуй, — говорил он, — не дай мне умереть, сошли меня на самую ужасную каторгу, но оставь мне жизнь.
— А ты помиловал Юлия Савелли, Викентия Вителли, Франциска Перетти?
— О, я раскаиваюсь, я раскаиваюсь, я был злодеем, но простите меня, святейший отец, я умоляю вас: простите. Вы можете это сделать, вы всемогущи, каторга самая страшная пусть будет моим уделом, но оставьте мне жизнь.
— Нет, нет и нет, — возразил Сикст V, — потому что, если ты будешь жить, умрет правосудие, кровь невинно зарезанных тобою вопиет о мщении. Раскайся же в своих грехах, Форконе, и умри. Помни, что в царствование Сикста V всякий, кто посягнет на жизнь ближнего, должен кончить так, как ты.
Экс-бандит поднял голову и посмотрел на папу, в его глазах он прочел свой приговор.
Между тем приготовления к казни были окончены; толпа народа, окружавшая виселицу, с нетерпением ждала конца этой страшной драмы. Капуцин, тщательно закрывший лицо, стоял в нескольких шагах от виселицы. Только один приговоренный знал, кем он был. Когда палач надел петлю на шею Григорию, тот, повернув голову в сторону, где стоял капуцин, вскричал:
— Отпусти же мне грехи, по крайней мере, я хочу умереть прощенный!
Капуцин поднял глаза к небу и медленными шагами отошел. Петля перехватила шею бандита, скамья была вынута из-под его ног, и он повис.
— Это пока только один, доберемся и до других! — шептал, удаляясь, капуцин.
Между тем народ был вполне убежден, что причиной казни Форконе был отказ продать бедным людям полбутылки вина. Это еще более утвердило авторитет правительства нового папы. Народ все более и более убеждался, что малейшее несоблюдение закона неизбежно ведет к строгому наказанию. Все разбойники, до сего времени совершавшие безнаказанно разные злодейства, не имея возможности укрываться в замках баронов, попались в руки полиции или вынуждены были оставить Рим и скрыться. Мало-помалу граждане стали свято исполнять закон, и даже родственники приговоренных к повешению не осуждали правосудия папы. В разговоре с венецианским посланником Сикст V сказал: «Кажется, Рим очищен от разбойников, теперь надо приняться за провинцию».
ОТШЕЛЬНИК
НЕДАЛЕКО от «Porta del Popolo», no Flaminia, где в настоящее время настроено столько прекрасных домов, в эпоху Сикста V было пустынное поле, проезжать по которому представляло некоторую опасность ввиду множества бандитов, бродивших в этих местах. Папа Сикст V, несмотря на всю свою энергию, не мог уничтожить бандитов в провинции и в окрестностях Рима, в продолжение столетий пользующихся покровительством соседних владетельных князей. Провинциальные бандиты имели множество союзников. Следующая сцена как нельзя лучше дает понятие читателю о положении окрестностей Рима в ту печальную эпоху.