— Святой отец! Этот человек заслуживает награды, а не смерти.
— Что ты говоришь, сын мой?
— Я говорю, ваше святейшество, что именно этому человеку я обязан всеми великими милостями, которыми вы меня изволили удостоить. В то самое время, когда лопнули цепи, сознаюсь, святой отец, я потерял голову, видя ясно, что предприятие не удалось; канаты не могли выдержать тяжести обелиска. В это самое время я услышал голос, точно раздавшийся с небес: «Помочите канаты водой!», и вмиг голова моя опять стала работать; результат работы вашему святейшеству известен.
Сикст V был поражен этим рассказом. Геройское самоотвержение не побоявшегося виселицы, лишь бы спасти великое дело, понравилось папе, он приказал привести к себе
Молодой граф с рыданиями упал на диван арестованного. Несколько минут спустя под конвоем солдат был введен рабочий средних лет, с лицом очень симпатичным. Казалось, что он вовсе и не думал о том, что его приговорили к смертной казни. На губах арестованного играла улыбка, и глаза восторженно светились. Папа с удивлением смотрел на смельчака.
— Как тебя зовут?
— Бреска, моряк, хороший католик и верный слуга вашего святейшества.
— А! Ты, значит, из Лигурии? Где занимаются пиратством?
— Ваше святейшество, я из страны, в которой родился папа Юлий II, — смело отвечал моряк.
— Ну, расскажи мне, — обратился к пленнику папа, благосклонно улыбаясь, — каким образом ты осмелился нарушить мой приказ?
— Безусловно, виноват, ваше святейшество, — увлекся, не выдержал. Я видел, что великое предприятие должно погибнуть, канаты не могли выдержать тяжести обелиска, но, смоченные водой, они делались значительно крепче и растяжимее, я это знаю из практики, как моряк.
— Значит, успех дела надо приписать, безусловно, тебе? — вскричал папа.
— Боже избави, ваше святейшество, — отвечал скромный моряк, — я только предугадал мысль архитектора Фонтано.
Папа Сикст V благосклонно улыбнулся и сказал:
— Пусть будет так, но ты действительно заслуживаешь награды, а не наказания. С этих пор я считаю тебя, так же как и Фонтано, в числе моих друзей; иди с Богом, сын мой, ты скоро узнаешь, как папа Сикст V вознаграждает заслуги.
Получив благословение его святейшества, все присутствующие разошлись. Аудиенция кончилась; папа остался один. Опустившись в кресло, он глубоко задумался, лицо его сделалось серьезным. Сикст V делал все возможное, дабы обнаружить отравителей, которые в ту эпоху начинали беспокоить весь Рим, по преимуществу аристократию. Но задача эта была не легкой, ибо, как нам известно, самые лучшие медики столицы не могли найти в трупах умерших следов яда.
АГОНИЯ
ПРИ всей гениальности и энергии папы Сикста V найти отравителей не было никакой возможности. Неизвестно, где они скрывались, как употребляли свое смертоносное орудие. Эти годы царствования папы Сикста V можно было назвать годами отравлений, как в эпоху Александра VI Борджиа. Произвол синьоров, таких, как Массакратия, Марио Сфорца, Джакомо Бонкомпаньи и им подобные, благодаря суровым законам Сикста, прекратился. Рим и его окрестности уже не оглашались воплями женщин и криками ограбленных; зло как бы переместилось с улицы во дворцы богатых вельмож, там ежедневно происходили драмы, кончавшиеся смертью самих именитых синьоров. Кроме отсутствия улик при судебно-медицинском вскрытии трупов скоропостижно умерших, о чем было говорено выше, была еще другая причина. Судьи, производившие следствия по отравлениям, не смели проникать внутрь дворцов именитых синьоров и делать более подробные исследования уголовных преступлений, боясь мести этих важных вельмож. В царствование Сикста V, конечно, нельзя было бояться ничего подобного; но папа был стар, дряхл, в любой день мог умереть, а при его преемнике дела, несомненно, примут другой оборот. Опять начнутся те же беззакония, которые были при всех папах и с которыми так энергично боролся справедливый Сикст. Тогда-то месть богатых синьоров разразится над всеми, кто осмелился их затронуть. Вот чего боялись судьи и следователи. А потому все следствия уголовных преступлений, совершавшихся среди римской аристократии, производились крайне поверхностно.
Воспитанник иезуита молодой граф Проседди, запасшись ядом, конечно, употребил его для своих преступных целей. Его старый отец медленно, в страшных мучениях умирал от отравы. Возле его высокой кровати день и ночь находился сын-злодей.
— Пить! — прошептал умирающий.
Юноша приблизился к столу, налил в чашку какую-то жидкость и подал ее больному. Иезуит, бывший тут же, в спальне, побледнел как смерть; он почувствовал что-то недоброе. Но молодой граф Проседди, обращаясь к нему, совершенно равнодушно сказал: