МСТИТЕЛЬНИЦА
НА одной из площадок бесчисленных лабиринтов подземелья собралась группа людей в масках; их было человек двадцать. По виду это были рабочие-каменщики, но при тщательном осмотре можно было заметить под их костюмами оружие. Среди полумрака подземелья молча стояли эти люди, очевидно, кого-то поджидая. Вскоре из-за угла площадки показалась фигура женщины в маске, закутанной в плащ.
— Рубек! — сказала она резким голосом.
Высокий и широкоплечий рабочий, с длинной черной бородой, сделал шаг вперед.
— Здесь, — отрывисто отвечал он.
— Подойди!
И Рубек получил из рук женщины кошелек с золотом.
— Иуда Макавей! Исаак! Давид! — перекликала таинственная женщина всех присутствовавших и вручала каждому кошелек золота.
Кончив эту процедуру, она вскричала:
— Мстители Израиля! Я должна сообщить вам цель, для которой я вас сюда пригласила. Но, прежде всего, скажите мне, готовы ли вы исполнить клятву, данную вами на святой библии?
— Мы те же слуги великого Израиля, какими ты нас знала. Приказывай!
— Вы не должны забывать, — продолжала странная женщина, — что я всех вас вывела из страшной нищеты, я дала вам золото, и вы получили возможность существования. Что дали вам христиане? Постоянные преследования и презрение. Вот, например, ты, Рубек, — обратилась ораторша к первому рабочему, — к чему послужили твои храбрость и знание военного дела, что дали тебе христиане?
— Мне? — отвечал глухим голосом Рубек. — А вот что они мне дали. Поверив протестантам, что они ратуют за права человека и восстают против тирании пап, я отправился к гугеноту Ледигиеру в отряд и просил его принять меня в кавалерию Дельфинато. Начальник гугенотов мне объявил, что он не может этого сделать, потому что я еврей, и что мне необходимо переменить религию.
— Ну, а твои познания медицины, Макавей, оценены ли нашими господами христианами? Я знаю, — говорила женщина, — что кроме твоих научных сведений ты отдаешь последний свой грош каждому нуждающемуся — не обращая внимания на религию, к которой он принадлежит. Оценен ли ты как ученый и человек?
— Даже чересчур оценен, — с горькой иронией отвечал медик. — Я помню, раз, проходя по одной из пустынных улиц Рима, наткнулся на лежавшего среди дороги человека. Я тотчас же нагнулся, стал его исследовать и увидал, что несчастный поражен апоплексией, я поспешил пустить ему кровь и тем самым спас ему жизнь. Вдруг откуда-то взялся хирург-цирюльник. И стал кричать, что проклятый некрещеный еврей отбивает практику у христианина; собралась толпа народа, меня начали бить и решили бросить в Тибр; к счастью, подоспели сбиры и отвели в тюрьму. Суд меня приговорил к большому штрафу, и так как я его не мог заплатить, то меня и посадили вместе с ворами и разбойниками. Спасибо, друзья выручили, и мне удалось бежать из тюрьмы.
— Но ты, быть может, по своей доброте простил христианам обиды, нанесенные тебе?
— Кто, я прощу? Я? — вскричал Макавей, сжимая кулаки. — О нет! Если бы я мог по капле выпустить всю их кровь, я бы не задумался!
Каждый из замаскированных в свою очередь рассказал о своем столкновении с христианами и о несправедливости последних.
— Значит, вы все решились мстить христианам? — обратилась женщина к собранию.
— Мстить! Мстить! Смерть христианам! — вскричали все в один голос.
— Если это так, то, прежде всего, долой маски, здесь они лишние; мы хорошо знаем, друг друга, — сказал женщина, снимая маску. И перед мнимыми рабочими предстала Барбара, унаследовавшая несметные богатства зарезанного банкира Соломона.
Все последовали ее примеру.
— Теперь, — продолжала Барбара, — я должна открыть вам цель, для которой я просила вас собраться здесь. Этот зверь, царствующий в Риме, приказал арестовать в числе многих молодого француза барона Гербольда, обвиняемого в отравлении. Этот Гербольд мой молочный сын и арестован невинно, тем не менее, он брошен в тюрьму Ватикана, и в эту минуту, быть может, палач…
Здесь бедная мать остановилась, она была не в силах докончить. Мысль, что ее милый Карл может быть замучен до смерти, приводила ее в ужас, лишала способности говорить.
— Позвольте, синьора, — сказал, выходя вперед, Рубек, — объясните нам, с какой стати христианин может интересовать нас, евреев?