— Я не хотел… — начал Тиг. — Я думал… я просто хотел похоронить моего друга!
— Он мне не друг, — возразил за спиной его труп. — И он большой грубиян. Кошмарный.
— Прикрой меня, — крикнула покойница. — Прикрой, мальчишка, я же замерзнуть могу.
Тиг сделал, что просили: засыпав ее, едва она снова легла, землей, и накрыв беспорядочную груду, которую даже выровнять не попытался, ковром. А после прислонил лопату к алтарю и выскочил из церкви. Постоял снаружи, отдуваясь, чувствуя, что вот-вот снова заплачет. Труп очень тяжело вздохнул прямо Тигу в загривок, после чего вздохнул еще дважды.
— Прекрати, — сказал Тиг. — Хватит вздыхать. Тебе вздыхать не положено. Тебе и дышать-то ни к чему.
— Я разочарован. А если меня разочаровать, я вздыхаю. — Он снова вздохнул — ну и Тиг, за компанию, тоже:
— Я забыл, как называется другое место, — сказал он, помолчав. — То, куда я должен тебя оттащить.
Труп ничего не ответил, и Тиг подумал: похоже, он говорит, когда его просят умолкнуть, и молчит, когда просят о помощи, — но тут труп снова поднял руку и указал направление.
Фабрика «Пикантная свинка» стояла не на холме, а в лощине, вся в клубах низкого сального тумана, пахнувшего ветчиной. Прежде чем унюхать его, Тиг целый час тащил свою ношу по дороге, и еще полчаса миновало, пока он не увидел торчавшие в небо закопченные фабричные трубы, высокие призраки среди звезд. Машин у фабрики не было, вместо них ее со всех сторон окружало поле, истыканное надгробьями, смысл коих Тиг понял, лишь подойдя к ним поближе и прочтя выбитые на них имена: Хрюхрюша, Толстомясая, Деваха, мистер Фыркун, Петуния, Уилбер, Отис; то были клички свиней.
— Зачем же они свиней-то при фабрике хоронят?
— Из уважения, — ответил труп.
— А где лопата? — спросил Тиг.
— У тебя в руках, — сказал труп. Тиг показал ему пустые руки и получил пояснение: — Твои руки и есть лопаты.
— Так нечестно, — сказал Тиг и, подняв выше голову, повторил то же самое воздуху, туману и странному свиному погосту. — Так нечестно! Я делаю все, что ты велишь. Все, о чем ты просишь. Ты мог бы, по крайности, лопату мне дать!
Однако единственным ответом ему было молчание, а потому он встал на колени между надгробьями, на пятачке, по всему судя, незанятом, и принялся рыть могилу руками, выдергивая грубую траву, а затем выгребая ладонями землю и отбрасывая ее полными пригоршнями налево-направо (попробовал бросить через плечо, но услышал горькие пени трупа). Углубившись совсем немного, он коснулся чего-то кожистого, оказавшегося при рассмотрении свиным ухом, — а вскоре за тем откопал и всю свинью — иссохшие мышцы под шкурой, разрезанной вдоль живота.
— Но здесь же не было надгробного камня! — воскликнул Тиг. — И зачем они почти целых свиней хоронят? Что кладут в колбасу?
— Только не мясо, — ответил труп.
Услышав его, свинья приоткрыла глаз, вернее сказать — совсем пустую глазницу, и принялась бессловесно повизгивать; впрочем, Тиг не сомневался, что она говорит: «Прикрой меня. Оставь в покое. Мне холодно». Он быстро засыпал ее и, оставшись стоять на коленях, закрыл ладонями лицо.
— Подымайся! — сказал труп. — Попробуй еще раз. Рассвет уже близок, а если ты не похоронишь меня до него, то очень-очень-очень пожалеешь!
Тиг так устал от рытья и так огорчился своей неудачей, что даже спорить не стал, а отошел на несколько сот шагов и попробовал еще раз. И, не потратив на рытье и десяти минут, опять коснулся сухой кожи и услышал донесшийся из-под земли приглушенный визг. Он вскрикнул и отдернул руки за спину.
— Еще раз! Еще! — потребовал труп, однако теперь визг начался, едва Тиг копнул землю, а после того раздавался, даже когда он просто наступал на могилу, — при каждом его шаге звучал визг, всегда чуть иного тона, и теперь, шагая, отскакивая, стараясь не ступить на надгробие, он исполнял странного рода музыку: все кладбище обратилось в инструмент, на котором он играл, а сам Тиг — в невольного, смертельно уставшего виртуоза. Когда он, наконец, выбрался со свиного погоста, то плюхнулся на колени и залился слезами.
— Ничего, ничего, — немного послушав плач Тига, сказал труп. — Ничего. Все не так плохо. У тебя еще есть Зеленое Болото, и до зари время пока осталось.
— Пагубный понос паршивого пуделя! — ответил Тиг. — Смертно печальная едкая горечь! Я уже чувствую, как они одолевают меня.
— Ты вовсе не это чувствуешь, — сказал труп. — Задания твоего ты пока не провалил, а добряки слово свое держат до буковки. Вставай и тащи меня на болота. Я слышу, как могила моя поет, поджидая меня, и уверен — ты ее там отыщешь.