— За что? — воскликнул Тиг, хотя, разумеется, знал, за что. И немного постоял на дороге, очень уставший, но отнюдь не спящий.
Вскоре после этого показалась церковь — она одиноко торчала на вершине холма, освещенная единственным уличным фонарем. Дорога вела через забитую машинами парковку прямиком к ее двери. Подниматься по склону было трудно: добравшись доверху, Тиг желал лишь одного — лечь на капот какой-нибудь машины и отдохнуть, да подольше. А подойдя к двери, постоял перед ней.
— Полагается ли стучаться в дверь церкви, а уж потом входить? — вслух погадал он. Прежде-то ему бывать в церквах не доводилось.
— Необходимость отсутствует, — уведомил его труп.
Тиг толкнул дверь, вошел. В церкви горели свечи, их мягкий подрагивавший свет сообщал лицам множества статуй особую настороженность и живость. Тиг не удивился бы, обратись все они к нему — бранясь или спрашивая, который час, или коря его за то, что он не танцует с ними. Однако статуи молчали. И вглядываясь в них, он подумал, что узнаёт свет, столь странно падавший на тех старых уродов: лица их выглядели, как лица статуй, а свет, их озарявший, изливали незримые свечи.
— Мы сюда по делу пришли, — сказал труп.
— Мне можешь не напоминать, — ответил Тиг. Он побродил по проходам, заглядывая под скамьи, подыскивая место, где можно закопать человека. Вообще-то, для этого существуют кладбища; ему представлялось бессмысленным хоронить кого-либо в церкви — даже в такой, с дешевыми ковровыми дорожками, уходившими за ее дверь. Типичная Флорида, подумал он, — земля, в которой процветают крайности дурного вкуса.
— Копай! — сказал труп после того, как Тиг потратил какое-то время на поиски.
— Это чем же? Руками?
— Пока из них кровь не хлынет и кости кожу не прорвут! — сурово ответил труп. Но затем показал на чуланчик, в котором среди высоких стеллажей с мешками кошачьего наполнителя, аммиака и упаковками бумажных полотенец стояла, поджидая Тига, лопата. Он взял ее, выбрал место у алтаря. — Действуй! — приказал ему, замявшемуся, труп. Тиг стиснул лопату обеими руками, поднял повыше и вонзил в ковер, полагая, что под ним скрыт цемент, через который придется пробиваться к земле. Нанося удар, он завопил, и то был самый громкий, самый яростный, но также и самый горестный крик, когда-либо им изданный. Тиг не сомневался, что лопата просто отскочит от бетона, деревянное древко ее треснет и руки его переломятся тоже. Но ему было все равно.
Но ковер прикрывал всего лишь мягкую землю. Клинок лопаты ушел в нее целиком, и Тигу пришлось налечь на древко всем телом, чтобы поднять и ком земли, и ковер. В воздухе запахло влажным суглинком, и Тиг поневоле вспомнил о дождливых днях и земляных червях. Труп вдохнул запах полной грудью, но выдыхать не стал.
— Скоро я от тебя избавлюсь, — сказал ему Тиг, однако ответа не получил. Он трудился, снова и снова вонзая лопату в ковер, вычерчивая прямоугольник, достаточно обширный, чтобы вместить труп. И с каждым ударом лопаты, повторял снова и снова: — Скоро… я… от… тебя… из… бав… люсь!
Труп молчал, и Тиг уже начал уверять себя, что больше его не услышит, когда по церкви разнесся отвратительный визг.
— Что? — вскрикнул Тиг, роняя лопату и отскакивая от могилы. — Что я сделал? Чего ты вопишь?
— Это не я, — ответил труп, и послышался новый крик — потише, но все равно сердитый. Кто-то, вне всяких сомнений, огорчился. Тиг подступил к вырытой им яме — глубины в ней было всего пара футов, — заглянул. Там что-то двигалось. Что-то подрагивало под слоем почвы. Вот в ней открылась воронка — размером с человеческий рот. Земля осыпалась в нее и тут же вылетела назад вместе с новым криком, а затем — внезапно и страшно — в вырытой Тигом неглубокой могиле села покойница.
— Ох, ох, ох! — восклицала она. — Что ты со мной сделал?
— Ничего! — сказал Тиг, что было отъявленным враньем: просто другого ответа он так сразу придумать не смог.
— Ничего? Ничего? Зачем ты нарушил мой покой? Ужасный мальчишка? Грубый мальчишка! Кошмарный!
— Я не хотел… — начал Тиг. — Я думал… я просто хотел похоронить моего друга!
— Он мне не друг, — возразил за спиной его труп. — И он большой грубиян. Кошмарный.
— Прикрой меня, — крикнула покойница. — Прикрой, мальчишка, я же замерзнуть могу.
Тиг сделал, что просили: засыпав ее, едва она снова легла, землей, и накрыв беспорядочную груду, которую даже выровнять не попытался, ковром. А после прислонил лопату к алтарю и выскочил из церкви. Постоял снаружи, отдуваясь, чувствуя, что вот-вот снова заплачет. Труп очень тяжело вздохнул прямо Тигу в загривок, после чего вздохнул еще дважды.
— Прекрати, — сказал Тиг. — Хватит вздыхать. Тебе вздыхать не положено. Тебе и дышать-то ни к чему.
— Я разочарован. А если меня разочаровать, я вздыхаю. — Он снова вздохнул — ну и Тиг, за компанию, тоже:
— Я забыл, как называется другое место, — сказал он, помолчав. — То, куда я должен тебя оттащить.
Труп ничего не ответил, и Тиг подумал: похоже, он говорит, когда его просят умолкнуть, и молчит, когда просят о помощи, — но тут труп снова поднял руку и указал направление.
Фабрика «Пикантная свинка» стояла не на холме, а в лощине, вся в клубах низкого сального тумана, пахнувшего ветчиной. Прежде чем унюхать его, Тиг целый час тащил свою ношу по дороге, и еще полчаса миновало, пока он не увидел торчавшие в небо закопченные фабричные трубы, высокие призраки среди звезд. Машин у фабрики не было, вместо них ее со всех сторон окружало поле, истыканное надгробьями, смысл коих Тиг понял, лишь подойдя к ним поближе и прочтя выбитые на них имена: Хрюхрюша, Толстомясая, Деваха, мистер Фыркун, Петуния, Уилбер, Отис; то были клички свиней.
— Зачем же они свиней-то при фабрике хоронят?
— Из уважения, — ответил труп.
— А где лопата? — спросил Тиг.
— У тебя в руках, — сказал труп. Тиг показал ему пустые руки и получил пояснение: — Твои руки и есть лопаты.
— Так нечестно, — сказал Тиг и, подняв выше голову, повторил то же самое воздуху, туману и странному свиному погосту. — Так нечестно! Я делаю все, что ты велишь. Все, о чем ты просишь. Ты мог бы, по крайности, лопату мне дать!
Однако единственным ответом ему было молчание, а потому он встал на колени между надгробьями, на пятачке, по всему судя, незанятом, и принялся рыть могилу руками, выдергивая грубую траву, а затем выгребая ладонями землю и отбрасывая ее полными пригоршнями налево-направо (попробовал бросить через плечо, но услышал горькие пени трупа). Углубившись совсем немного, он коснулся чего-то кожистого, оказавшегося при рассмотрении свиным ухом, — а вскоре за тем откопал и всю свинью — иссохшие мышцы под шкурой, разрезанной вдоль живота.
— Но здесь же не было надгробного камня! — воскликнул Тиг. — И зачем они почти целых свиней хоронят? Что кладут в колбасу?
— Только не мясо, — ответил труп.
Услышав его, свинья приоткрыла глаз, вернее сказать — совсем пустую глазницу, и принялась бессловесно повизгивать; впрочем, Тиг не сомневался, что она говорит: «Прикрой меня. Оставь в покое. Мне холодно». Он быстро засыпал ее и, оставшись стоять на коленях, закрыл ладонями лицо.
— Подымайся! — сказал труп. — Попробуй еще раз. Рассвет уже близок, а если ты не похоронишь меня до него, то очень-очень-очень пожалеешь!