Теперь о себе. Я тут «закинула удочку» в несколько мест, и везде пожалуйста, всюду экономисты нужны. Но детский сад для Юльки пообещали сразу только на домостроительном комбинате, и я решила устраиваться туда.
Вот так. Ехали, можно сказать, вслепую, а пока все складывается неплохо. Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить.
Лешка и Юлька здоровы. Юлька, глупышка, спрашивает, когда мы вернемся к бабе, никак у нее в головенке не укладывается, что Вас нет рядом. Лешку записали в седьмой класс — большой уже парень, прямо не верится.
Леня напишет Вам. Сейчас ему некогда, сами понимаете.
Целуем Вас. Поля».
В первый же выходной мы поехали на океан. И Жуковы с нами. Вернее, мы с Жуковыми, потому что машина-то их. Дядя Юра вел, рядом с ним сидела толстая тетя Вера, а сзади нас пятеро набилось: папа, мама с Юлькой на руках, Сашка и я.
Сначала по долине, по асфальту, а потом грейдерная дорога пошла в сопки. Сопки были лесистые, дикие такие: то еловые, то лиственничные, то березовые. Но вот выехали из-за поворота, и вдруг я увидел… И сразу завопил:
— Море!
А это даже не море было, а настоящий океан, весь в белых бурунах, а на той стороне его — жутко подумать! — Америка.
Дядя Юра съехал с дороги прямо на берег. Я выскочил из машины и задохнулся от ветра. Он был очень сильный. А песок мокрый и твердый. А вверху белые чайки. А волны белые и синие сразу. И вокруг никого, будто необитаемый берег. Здорово так!
Я побежал по отмели, дождался, когда волна накатила, зачерпнул в пригоршню и отхлебнул глоток. Одно дело читать, а другое — самому попробовать, какая она горько-соленая… Я засмеялся и побежал назад.
— Ну-ка, Юлька, лизни! — кричу.
А Юлька стояла в своем плащике с капюшоном, маленькая и очень удивленная, и смотрела на океан, а у самой глаза были голубые, как океан.
— Лизни, лизни, не бойся! — кричу.
Она лизнула воду у меня в пригоршне. Я подумал: сейчас заревет. А она засмеялась. Папа и мама тоже попробовали — тоже засмеялись. Папа обнял маму за плечи, этого я давно не видел, чтобы они обнимались. Мама даже зажмурилась. А папа поцеловал ее в ухо. Он был очень молодой, в свитере и джинсах, и мама очень молодая, светловолосая и красивая. Мне так жутко радостно стало, что я встал на руки и пошел на руках по песку.
Потом Сашка Жуков потащил меня показывать свою заветную речку. Пока шли, он объяснял, что она нерестовая, и если повезет, то мы сейчас увидим, как идет горбуша. Я говорил: да, да! понятно! — а сам только и думал о том, как папа обнял маму и поцеловал в ухо, и у меня сердце прыгало.
Мама, тетя Вера и Юлька гуляли далеко на отмели, а папа и дядя Юра сидели на коряге рядом с машиной. Перед ними был расстелен плащ, а на нем — продукты: хлеб там, помидоры, две консервные банки, колбаса. Дядя Юра коленями зажимал бутылку и ввинчивал в пробку штопор. Папа курил и, сощурившись, смотрел, как я подхожу. Дядя Юра тоже увидел меня, заулыбался:
— Рыбачок пришел! А где улов?
— Там! — я махнул рукой. — В речке!
— А! Ну, ясное дело. — Он дернул, и пробка выскочила из горлышка.
Дядя Юра толстый, лысоватый, краснолицый. Трудно поверить, что он папин одногодок. Папа выглядит куда моложе его. Он такой поджарый, сухолицый, голубоглазый и одевается по-молодежному. И маму не сравнишь с тетей Верой. Сашка, между прочим, пошел в родителей — жирный.
Дядя Юра налил полный стакан вина и протянул папе.
— Держи!
Папа посмотрел и сказал:
— Нет, я не буду.
Дядя Юра все равно протягивает.
— Да ладно, брось! Лешка не выдаст. Держи!
— Не буду я, — папа повторил, и даже не смотрит, в сторону глядит. — Не хочу я.
— Да это ж вино! — дядя Юра заудивлялся. — Сушняк! Я за рулем — и то приму. За два часа выветрится. Держи!
У папы даже бровь задергалась. И голос какой-то тонкий стал.
— Ну, не хочу я, честное слово. Давай сам.
— Зарок, что ли, дал? — дядя Юра спросил, помолчав.
— Ну вроде этого. Не важно! — Папа сигарету в песок бросил, придавил ногой. И поднялся. — Пойдем, Лешка, побродим.