– Под «ними» вы имеете в виду журналистов? – Шац неосознанно провел рукой по волосам – его личный жест на случай подступающего волнения.
– Снова ошибка, детектив. Но вас можно понять. Словом «журналист» теперь разбрасываются все, кому не лень. Оно давно утратило свое значение, – Хоуп устало покачал головой. – Журналисты расследуют, собирают факты и анализируют. Говоря «они», я подразумевал папарацци. Стервятникам было чем поживиться.
– Дин Соделарио был среди них?
Хоуп едва заметно дернул плечами и поморщился, услышав это имя. Но посмотрел Шацу в глаза без страха:
– Да. Он был там с самого начала. Если я не ошибаюсь, главный разворот пятничного выпуска «Таймс» – его работа.
– Вы говорите о том… снимке, – детектив чуть запнулся, – на котором ваша бывшая жена выходит из дома в окружении офицеров?
Ричард зажмурился в попытке стереть из памяти ожившую перед ним картину. Его голос упал до полушепота:
– Вы представляете, детектив, сколько людей видели ту газету? Вы можете представить, что почувствовала Эмили, когда получила почтовую рассылку?
Шац всегда старался избегать камер. Для разговоров с прессой у них в участке имелся специально обученный человек. Но иногда папарацци все же удавалось подловить Шаца. Это нервировало. Особенно если учесть прозвище, которое дали ему местные газетчики из криминальной хроники – «детектив-красавчик». Ужасная глупость. Хоть и отчасти справедливая.
Конечно, это не шло ни в какое сравнение с ситуацией, в которой оказалась Эмили Хоуп.
– Давайте лучше поговорим о вас, мистер Хоуп. Что почувствовали вы?
Ричард напрягся, его губы слегка задрожали:
– Это философский вопрос, детектив? Полагаю, то же, что и моя дочь, в ночь, когда она пряталась в шкафу, пока подонок в маске насиловал ее мать.
В комнате стало тихо. Будто весь воздух ушел из нее. Над столом повисла плотная пустота, изредка рассеиваемая морзянкой лампочки. Точка. Точка. Тире. Тире. Точка. Глаза детектива меняли оттенок. Золото. Серебро. Синева. В зависимости от бликов. Прочесть в них что-либо не представлялось возможным. Хоуп нарушил напряженную паузу:
– Они были там каждый день, – он говорил медленно, пытаясь справиться с комком в горле. – Через дорогу от дома. У супермаркета на углу. Караулили возле больницы и около вашего участка. Щелк. Щелк.
Хоуп изобразил фотографа, насколько позволили ему стальные браслеты, а после продолжил:
– Чтобы продать телевизионщикам и желтой прессе сенсацию. Снимки, которые будут смотреть на мою семью из каждого утюга. Снимки, которые будет обсуждать весь город. – Он сделал голос, как у диктора на тв: – Бывшая супруга известного издателя была изнасилована на глазах их дочери – почему она не заперла дом на ночь?
Щелк.
– Могла ли Эмили Хоуп спровоцировать преступника?
Щелк.
– Мистер Хоуп не позаботился о безопасности своего ребенка?
Щелк.
– Эмили и Лидия Хоуп на прогулке – так ли сильно они пострадали?
Щелк.
Ричард часто заморгал, сдерживая слезы:
– Я не собирался…
Внезапно дверь распахнулась. На пороге возникла женщина в мятой рубашке и серой толстовке. Сотрудницу отдела в ней выдавала только кобура на ремне.
– Томас, тебя хочет видеть капитан. Сейчас.
Шац поморщился, будто его одолел внезапный приступ зубной боли. Женщина повернулась к Ричарду, которого, кажется, заметила только что:
– Мистер Хоуп.
– Детектив Лоусон. У вас есть какие-нибудь новости? – спросил он с надеждой.
– Пока нет. Но мы будем держать вас в курсе, если что-то появится. – Лоусон тут же испарилась.
***
Щац нагнал Лоусон в коридоре:
– Сколько раз я просил не называть меня по имени в участке?
Она отмахнулась:
– Пошел ты, Шац. На меня твоя магия убеждения не действует.
Они обогнули столовую, и Лоусон сбавила шаг:
– Мы нашли камеру. И еще кое-что интересное.
– Так и знал, что капитан здесь ни при чем.
Лоусон закатила глаза:
– Господи, какой же ты сообразительный! Я в восторге!
Шац не остался в долгу:
– Твой сарказм невероятно скучный, Джозефин.
В общей комнате, как обычно, балом правил хаос. Шум голосов смешивался с шуршанием бумаг и клацаньем клавиатуры. Кто-то спорил, кто-то втихаря резался в карты, сержант ругался на неисправный кулер. В последнее время, этот ритуал стал часть его рутины. Когда Шац и Лоусон вошли в «королевство анархии», все на секунду замерли, оторвавшись от своих занятий.
Эти двое представляли собой изумительный контраст: слегка неряшливая рыжая малявка Лоусон, с татуировками на руках и аккуратно одетый высокий худой Шац. Со стороны они могли бы сойти за очень привлекательную пару. Но знали друг друга еще с академии, и оба не одобряли идею служебного романа.