С Броком всегда было так – на тонкой грани реальности, будто мира за пределами кольца его смуглых рук не было вовсе. Ничего не было, кроме них, сплавившихся в единый организм, с одним сердцем на двоих. Рядом с ним Стив ощущал себя спокойно и правильно, на своем месте, и неважно при этом было, что именно они делали: торопливо зажимались в каком-нибудь уголке в обеденный перерыв, рискуя нарваться на невольного зрителя, или неспешно занимались любовью в снятом на выходные в пригороде домике, где на многие мили вокруг никого кроме них не было. Стиву просто было хорошо, и он не знал, как сможет отпустить Брока, если их державшиеся на честном слове недоотношения все-таки не выдержат.
Стив иногда сам пугался своей горячечной одержимости, но именно Брок разбудил в нем эту дремавшую чувственность, подсадил на себя, как на какой-то наркотик, и теперь упорно выворачивался, не даваясь в руки целиком и полностью. Стив хотел его всего, хотел, как бы глупо это ни звучало даже в его собственной голове, быть уверенным, что имеет на него право, что Брок – его, но именно этого он получить не мог, потому что Брок по какой-то неведомой причине не желал признавать, что они не просто друзья по перепиху. Наверное, не стоило вообще заморачиваться этим вопросом, а спокойно плыть по течению, наслаждаясь тем, что есть, но Стив достаточно хорошо знал себя и свой нездоровый перфекционизм, чтобы обманываться. Терпением он никогда не отличался.
Брок, придавленный всем его весом к стене, со стоном толкнулся бедрами, проезжаясь приятно-твердым под одеждой членом по каменному стояку Стива, и даже само звучание слова «терпение» начисто выветрилось из головы.
Отстранившись, Стив скинул толстовку прямо на полку для обуви, отправил туда же кроссовки, жалобно хрустнувшие разорванными шнурками, пока Брок занимался тем же самым, шипя, как рассерженная игуана. Видел Стив разок одну такую в террариуме – здоровущую и злую.
– Ненавижу тебя, Роджерс. Две недели! – сбрасывая ботинки, возмущался Брок, попутно выворачиваясь из куртки.
Содрав заодно с курткой светло-синюю рубашку, которая удивительно ему шла и заводила Стива весь вечер до яростного желания выгнать всех к чертям из проклятого кафе, Брок снова прижался всем телом, пробирая жаром горячей кожи до самого нутра.
Стив жадно втянул губами кожу на его шее, дурея от ее солоноватой сладости, и слепо, не переставая покрывать поцелуями хрипло выдыхавшего на каждое касание Брока, повел его в спальню, стараясь сшибать углы в темной квартире только собой. Брок, стискивавший его плечи почти до боли, со смехом пытался удержать его в прямом положении, потому что со Стива бы сталось сползти на пол прямо в коридоре. Удобством он, когда мозги плавились от возбуждения, предпочитал пренебрегать, тем более что и Брока окружающая обстановка всегда мало волновала. В этом они совпадали до зубовного скрежета идеально.
До спальни они все-таки добрались, правда, Стив едва не проломил спиной не вовремя попытавшуюся заартачиться дверь. Брок треснул по выключателю, зажигая свет, и пришлось зажмуриться от полоснувшей по глазам яркости – в коридоре они блуждали в темноте, напрочь забыв об освещении. Стив успел мельком подумать о том, что стоило бы, наверное, задернуть шторы, но тут Брок стащил с него футболку, с голодным чувственным стоном приласкал губами и языком соски, и остатки здравого смысла растворились в разлившейся по венам неге, сладкой и мучительно острой.
– Как же я… – выдохнул Стив, внутри которого бурлила, как магма в кратере вулкана, жаркая жажда делать хорошо, доставлять удовольствие, любить до полного изнеможения.
В глазах Брока мелькнуло что-то трудноопределимое, и Стив закончил фразу совсем не так, как хотел, хоть его и полоснуло короткой болью:
– Соскучился.
– Всю душу из меня вынул, Роджерс, – странно отозвался Брок и, не давая Стиву задуматься над этими словами, притянул его к себе, разлохматив волосы еще больше, поцеловал так, словно тоже хотел добраться до души – языком.
Будто в Стиве еще осталось что-то, до чего он не добрался.
Вытряхнув Брока из джинсов, Стив приподнял его под ягодицы, сминая нежную упругую плоть в пальцах. Брок со стоном обхватил его ногами, откинул назад голову, подставляя под поцелуи шею, и Стив притиснул его еще ближе к себе, шалея от вседозволенности. От этой доверчивой открытости, с которой Брок, всегда сдержанный и жесткий, разрешал себе забывать о том, что был таким же здоровенным мужиком, как и сам Стив.
Опустившись коленями на постель, Стив аккуратно уложил крепко державшегося за него Брока на кровать, и от ощущения сильного, красивого тела под собой его как шквальной волной окатило острое чувство счастья, своей принадлежности. Будто цунами, эта волна вытянула из него всю ту муть, что росла, как плесень, две мучительные одинокие недели, и обрушилась сверху страстной, отчаянной жаждой любить и быть любимым в ответ.
Шало скользнув языком по заросшей темными волосками груди Брока, Стив стащил с него белье и носки, целуя каждый дюйм знакомого до последней родинки тела. Член упруго и тяжело хлопнул Брока по поджавшемуся животу, и Стив со стоном потерся о него щекой, наслаждаясь бархатистой мягкостью горячей кожи.
Брок, в расширившихся зрачках которого бурлило столько эмоций, что в них не разобралась бы и дюжина лучших физиогномистов, поднял голову, взглянул на него и со стоном рухнул обратно, отпихивая Стива от своего члена.
– Не… смей, я кончу сейчас, – жалобно выдохнул он, и от этого тона у Стива пальцы на ногах поджались от вожделения. – Давай уже.
Брок выразительно махнул ему рукой, пошарил под подушкой, доставая оттуда смазку и, пока Стив, так и остававшийся в штанах, поспешно раздевался, щедро плеснул себе на ладонь. Мучительно выдохнув, он приподнял бедра, проталкивая в себя скользкие, влажно блестевшие пальцы, и Стив невольно прикипел к ним взглядом, не в силах отвернуться. В голове гулко, шумно пульсировала кровь, возбуждение разрядами тока проходилось по коже. Перехватив ногу Брока, Стив закинул его стопу на свое плечо, поцеловал, куда дотянулся, где-то под коленом, продолжая жадно наблюдать за движением пальцев, растягивающих тугие мышцы, готовивших желанное тело для него, Стива.
Видимо, слепое обожание ярко отразилось у него на лице, потому что Брок со стоном толкнулся вверх бедрами и закрыл глаза свободной рукой, глубоко, хрипло дыша в попытке успокоиться.
– Не смотри так, чтоб тебя! – рыкнул он наконец, вытаскивая пальцы.
– Не трогай, не смотри… Хоть что-нибудь мне можно? – хмыкнул Стив, поглаживая Брока по ноге.
Тот дернулся и глухо заворчал, как зверь, у которого более крупный хищник пытается отобрать добычу.
– Кое-что можно, – согласился Брок. – Перестать болтать и трахнуть меня в конце концов.
Такому приказу Стив противиться бы не смог, даже если бы сильно захотел. Навалившись сверху, он поцеловал Брока, покусывая и без того неприлично алые губы, и тот, жарко выдохнув в ответ, обхватил скользкой от смазки ладонью его член, сжимая пальцы так, что у Стива в глазах потемнело от желания оказаться в нем.
Будто услышав его мысли, Брок направил его в себя, надавил пятками на спину, понукая двигаться, как норовистого жеребца, и Стиву стоило больших усилий сдержаться, не ворваться в горячее тесное нутро, причиняя ненужную боль. Брок со стоном принял его до конца, медленно облизал пересохшие губы, глядя расфокусированным, чуть безумным взглядом.
Теплый сладкий жар его тела, близость, желанная настолько, что Стиву казалось, что он просто вспыхнет, сгорит дотла, сводили с ума. Брок всегда – и отдавался, и брал – с такой искренней чувственной горячностью, что Стив почти физически ощущал, как едва не лопаются от эмоциональной перегрузки все сосуды в теле. Впрочем, даже случись такое, он бы умер счастливым, потому что, как ни парадоксально, но именно в постели исчезали те препятствия, которые мешали им разговаривать в обычной жизни.