Душу наполнили удивительный мир и покой. И вместе с тем я испытывал гордость и торжество оттого, что вполне, как оказалось, могу постоять за себя и в море. Да, этот шторм был как нельзя более кстати — я понял, как надо управлять лодкой в подобных обстоятельствах.
— Ну что, видел, как надо избавляться от воды, Клозио? Понял, в чем фокус?
— Ты молоток! Если б ты ее не выплеснул и нас бы ударила в борт еще одна волна, мы бы наверняка потонули,
— Ты что, выучился всем этим штукам на флоте? — спросил Матуретт.
— Ага. Все же там дают неплохую подготовку.
Должно быть, мы довольно сильно отклонились от курса. Но как определить расстояние, пройденное в дрейфе, с учетом такого волнения и ветра? Ладно, буду держать на северо-запад, вот что. Солнце погрузилось в море, играя последними отблесками — на этот раз сиреневыми, и тут же наступила ночь.
Еще шесть дней почти ничто не нарушало спокойного нашего плавания, пронеслось лишь несколько шквалов и ливней, однако дольше трех часов все это не продолжалось, никакого сравнения с тем первым штормом.
Десять утра — ни малейшего дуновения ветерка, мертвый штиль. Я проспал часа четыре. Когда проснулся, почувствовал, как горят губы. На них практически не осталось кожи, на носу тоже. А вся правая рука походила на кусок сырого мяса. Матуретт и Клозио были примерно в том же состоянии. Дважды в. день мы натирали лица и руки маслом, но это мало помогало, — тропическое солнце вскоре сжигало и масло.
Судя по солнцу, было уже часа два дня. Я подзаправился и, видя, что штиль продолжается, решил использовать парус в качестве навеса. Рыба так и кружила вокруг лодки, особенно в том месте, где Матуретт мыл посуду. Я взял нож и попросил Матуретта бросить за борт немного риса, все равно он начал портиться из-за того, что в него попала вода. Рыба столпилась в том месте, где в воду упал рис, она поднялась совсем близко к поверхности, и одна из них почти целиком высунула голову из воды. В ту же секунду я с силой ударил ее ножом, и она всплыла брюхом вверх. Весила эта добыча около десяти килограммов, мы выпотрошили ее, сварили в соленой воде и съели на ужин с мукой маниоки.
Вот уже одиннадцать дней мы в море. За все это время только один раз видели корабль, да и то далеко, на самом горизонте. Я уже начал волноваться — куда это, черт побери, нас занесло? Далеко, это ясно, но где находится Тринидад или еще какие-нибудь английские острова?
Ну вот, стоило только помянуть черта, и он тут как тут — впереди прямо по курсу мы увидели черную точку, постепенно становившуюся все крупней. Что это — корабль или рыбацкая лодка? Да нет, нам показалось, что она идет прямо на нас... Корабль, теперь мы видели его вполне отчетливо, проходил стороной. Конечно, теперь он находился ближе, но, похоже, вовсе не собирался менять курс, чтобы подобрать нас. Ветра совсем не было, паруса повисли, как жалкие тряпки, и на корабле нас, наверное, просто не заметили. Но вдруг послышался вой сирены, а затем прогремели три выстрела. Корабль начал менять курс, теперь он направлялся прямо к нашей лодке,
— Надеюсь, он не подойдет слишком близко? — спросил Клозио.
— Не волнуйся, море тихое, как болотная лужа.
Это был танкер. Он подходил все ближе, и уже можно было различить стоявших на палубе людей. Должно быть, удивлялись, что эта жалкая лодка-скорлупка делает в открытом море... Корабль был совсем рядом, мы видели столпившихся на палубе матросов и офицеров. И кока. Затем на палубу высыпали дамы в светлых платьях и мужчины в пестрых рубашках. Наверное, пассажиры, так мы, во всяком случае, поняли. Пассажиры на танкере... странновато немного. Капитан крикнул по-английски:
— Откуда вы?
— Французская Гвиана.
— Так вы говорите по-французски? — спросила одна женщина.
— Да, мадам.
— А что вы делаете так далеко в открытом море?
— Да так, плывем себе в Божьей помощью куда направит ветер.
Дама что-то сказала капитану, затем снова обратилась к нам:
— Капитан говорит: можете подниматься на борт. Потом они втащат на палубу вашу лодочку.
— Передайте, что мы страшно ему признательны, но нам и здесь вполне хорошо.
— Вы отказываетесь от помощи?
— Мы беглые, и потом нам с вами не по пути.
— А куда вам надо?
— На Мартинику, а может, и дальше. Где мы теперь?
— Далеко, в открытом океане.
— А где Вест-Индия?
— Английскую карту разберете?
— Да.
Через минуту они спустили на веревке несколько пачек сигарет, жареную баранью ногу и хлеба.
— Вот вам карта!
Я взглянул на нее и сказал:
— Так, теперь нам надо держать на запад, чтобы дойти до британской Вест-Индии, верно?
— Верно.
— Сколько это будет миль?
— Через пару дней доберетесь, — сказал капитан.
— Прощайте! Огромное вам спасибо!
— Капитан поздравляет вас и считает, что вы — превосходные мореходы!
— Спасибо еще раз! Прощайте!
Танкер медленно отошел, едва не задев нас, я начал быстро отгребать, чтобы не нарваться на винт, и в этот момент какой-то морячок кинул мне с палубы форменную фуражку. Она упала прямо в середину лодки. Прекрасная это была вещь — с золотой лентой и якорем. Именно она находилась у меня на голове через два дня, когда мы на этот раз без всяких проблем достигли Тринидада.
ТРИНИДАД
О приближении земли, задолго до того, как мы ее увидели, нам сказали птицы. Было полвосьмого утра, когда они начали кружить над лодкой. «Доплыли, ребята! Мы доплыли!» Первый этап побега — самый трудный — окончен. Отныне мы свободны, свободны навсегда! От радости мы вопили, как школьники. Лица наши были покрыты густым слоем кокосового масла — тоже подарок с танкера. Около девяти мы увидели землю. Бриз довольно быстро нес нас к ней по спокойному морю. Но только где-то часам к четырем мы в деталях смогли разглядеть длинный остров, берег, окаймленный россыпью белых домиков и увенчанный кокосовыми пальмами. Впрочем, с уверенностью сказать, остров это или полуостров, мы не могли, так же как обитаемы ли дома. Прошел час, прежде чем мы увидели людей, бегущих по берегу к тому месту, где мы собирались причалить.
Еще минут через двадцать там собралась пестрая толпа. Казалось, все жители этой небольшой деревни высыпали на берег встречать нас. Позднее мы узнали и название деревни — Сан-Фернандо.
Я бросил якорь метрах в трехстах от берега. Отчасти, чтобы проверить реакцию жителей, и потому, что опасался за лодку — ведь дно могло оказаться коралловым. Мы свернули парус и стали ждать. С берега отвалила маленькая лодка. В ней сидели два чернокожих гребца и один белый в пробковом шлеме,
— Добро пожаловать в Тринидад! — сказал мужчина на великолепном французском. Гребцы, улыбаясь, скалили ослепительно белые зубы.
— Спасибо за добрые слова, месье. Дно коралловое или песок?
— Песок. Так что не беспокойтесь, можете смело причаливать.
Мы снялись с якоря, и волны начали подталкивать нас к берегу. Едва мы коснулись его, как в воду вбежали человек десять и одним рывком вытянули лодку на берег. Они глазели на нас и гладили нас, а какая-то негритянка, или индианка, говорила. «Добро пожаловать к нам!» Белый мужчина, говоривший по-французски, сообщил, что каждый из них зовет нас к себе в дом. Матуретт набрал в горсть песка и поцеловал его, что вызвало новый взрыв восторга. Я объяснил белому, в каком положении находится Клозио, и тот распорядился отнести его в свой дом, находившийся, как оказалось, неподалеку. И еще сказал, что мы можем спокойно оставить все наши вещи в лодке до завтра — ничего не пропадет, никто к ним не прикоснется А люди выкрикивали: «Хороший капитан, добрый капитан, долго плыл в своей лодке!» Настала ночь. Я попросил втянуть лодку еще дальше на берег и привязал к другой, куда большей по размерам, стоявшей на песке. Затем вместе с Матуреттом последовал за англичанином. В его доме мы увидели Клозио — он явно блаженствовал, сидя в кресле с вытянутой ногой, возлежащей на придвинутом стуле, а вокруг него хлопотали какая-то дама и молоденькая девушка,