ГОЛУБИНЫЙ ОСТРОВ
Меня так поглотило созерцание муравьев, что я вздрогнул, услышав совсем рядом голос:
– Не двигаться! Иначе ты покойник. Повернись!
Голый до пояса человек в шортах цвета хаки и высоких кожаных сапогах стоял с двустволкой в руке. Крепкий, среднего роста, загорелый и лысый. Лицо его, словно маской, было покрыто густой голубой татуировкой, с большим черным жуком в центре лба.
– Оружие есть?
– Нет.
– Один?
– Нет.
– Сколько вас?
– Трое.
– Идем к ним.
– Я бы не стал этого делать. У одного из наших есть ружье, и он может прихлопнуть тебя прежде, чем разберется, зачем ты пожаловал.
– Вот оно что… Тогда не двигайся и говори тихо. Вы те самые трое, что сбежали из госпиталя?
– Да.
– Кто из вас Папийон?
– Я.
– Вон оно как. Вся деревня взбаламучена этим вашим побегом. Половину вольных уже пересажали. – Он приблизился ко мне и, направив ствол в землю, протянул руку. – Я – Маска-Бретонец. Слыхал про такого?
– Нет, Но вижу, что не ищейка.
– Вот тут ты прав. У меня здесь ловушка, на хоко*. Одного, должно быть, ягуар сожрал. Если только вы, ребята, не взяли.
– Мы взяли.
– Кофе будешь?
__________
* Хоко – местное название птицы из семейства куриных, иначе – индейский, или американский, петух.
В сумке у него оказался термос. Он налил мне немного, потом выпил сам. Я сказал:
– Идем, познакомлю тебя с ребятами.
Он согласился, и мы немного посидели и поболтали. Его очень рассмешила моя байка про ружье.
– А знаешь, я на нее купился. Тем более говорят, что вы сперли ружье, и эти ищейки боятся лезть за вами в чащобу.
Он рассказал, что вот уже двадцать лет в Гвиане. Освободился пять лет назад. Ему было сорок пять. Теперь из-за этой идиотской «маски» на лице делать ему во Франции, он считал, нечего. Тем более что он полюбил джунгли и полностью себя обеспечивал – торговал шкурами змей и ягуаров, коллекциями бабочек, кроме того, отлавливал, живьем хоко, которых продавал по двести–триста франков за штуку. Я предложил заплатить за птицу, которую мы съели, но он с негодованием отказался. И вот что поведал нам:
– Эта птица – нечто вроде дикого петуха джунглей. Не какая-нибудь там курица или петух. Как поймаю одну, несу в деревню и продаю тому, кто держит кур. Вот... Ему и крыльев подрезать не надо – ни за что не уйдет. Вообще ничего делать не надо, просто сажаешь на ночь в курятник, а утром открыл дверь – глядь, он там стоит, словно считает выходящих курочек и петушков. Потом и сам идет за ними, тоже поклевывает чего-нибудь, но все наблюдает – то в небо посмотрит, то по сторонам, то в сторону джунглей – никакой собаки не надо. А вечером, глядь, уже у двери сидит. И всегда знает, если пропала какая курочка, а то и две, как он это делает, ума не приложу. Пойдет я обязательно разыщет. Неважно, курица это или петух, но он всегда приведет обратно, а по дороге гак и клюет их, так и клюет, чтобы проучить, чтобы порядок знали. И еще убивает крыс, змеи, пауков и сороконожек, а если в небе появится ястреб, то тут же дает команду всем прятаться в траве, а сам стоит, готовый к защите. И никогда, ни на минуту, не оставит курятник!
А мы-то съели такую замечательную птицу просто как обыкновенного петуха!
Еще Бретонец сообщил нам, что Иисус, Толстяк и тридцать других вольноотпущенных сидят сейчас в тюрьме в Сен-Лоране, где выясняют, не видел ли кто, как они ошивались возле здания, из которого мы бежали. Араб в карцере жандармерии. Обвиняется в том, что помогал бежать. От двух ударов, которыми мы его оглушили, осталась маленькая шишка.
– Меня-то не тронули, потому как все знают, что я никогда не участвую в подготовке побегов.
И еще он сказал, что Иисус – подонок. Я показал ему лодку, и он воскликнул:
– Вот сука, ведь на верную смерть посылал! Она и часа на воде не продержится. Одна волна – развалится пополам и затонет. Выходить в море на этой посудине – просто самоубийство!
– Тогда что же нам делать?
– Деньги есть?
– Да.
– Ладно, так уж и быть, скажу. И не только скажу, но и помогу. Вы заслужили. Возле деревни не показывайтесь ни в коем случае. Достать приличную лодку можно на Голубином острове. Там живут сотни две прокаженных. Охраны нет, ни один здоровый человек туда носа не сунет, даже врач. Каждый день в восемь утра на остров отправляется лодка с продуктами на сутки. Из больницы передают коробку с лекарствами двум санитарам, тоже из прокаженных, которые ухаживают за больными. Никто не ступает на этот остров – ни охранник, ни ищейка, ни даже священник. Прокаженные живут в маленьких соломенных хижинах, которые они сами построили Есть у них главная хижина, возле нее они собираются. Они разводят кур и уток, тоже идущих им в пищу. Официально им не разрешается продавать что-либо с острова. Но они занимаются подпольной торговлей с Сен-Лораном, Сен-Жаном и с китайцами из Альбины, что в Голландской Гвиане*. Среди них есть опасные убийцы. Правда, друг друга они почти не трогают, но немало злодейств совершают во время вылазок с острова, а потом потихоньку возвращаются и скрываются на нем. С этой целью они держат несколько лодок, украденных в ближайшей деревне Владеть лодкой считается здесь самым серьезным преступлением Охрана открывает огонь по любому каноэ, отправляющемуся с Голубиного острова. Поэтому прокаженные наполняют лодки камнями и затапливают их. А когда она понадобится – ныряют, выбирают камни, и лодка всплывает. Кого там только нет, на этом острове: люди всех цветов кожи и всех национальностей, из разных уголков Франции. Короче: свою лодку вы можете использовать только на реке, да и то не перегружая. Для моря надо найти другую, а найти ее можно только на Голубином острове.