Ну а получилось так что она, значит, пошла к своим родителям. К своим родителям. В свою семью. К тёте Поле. Это старшая сестра. Она была основа семьи у нас и на 19 лет старше моей матери. Она ей в дочери годилась. Ну и вот, когда они стали расходиться и тётя Поля с моей матерью - старшая сестра с младшей сестрой - они вместе жили и меня с братом к себе приняли туда. Ну, вместе стали жить. А жили они недалёко где-то от отца. Там лог такой был. И через лог там через низ там -"Там ещё мост деревянный был через Туру" - да, деревянный мост через Туру на праву сторону, а тут такая низина и вниз и кверху проход такой был. И вот они значит стали по ту сторону этого перехода-моста по ту сторону жить. И вот в старой части города у них там было жильё, и они туда перешли. И мы с матерью туда перешли значит. К тёте Поле. У неё жили уже. А её родители - вот я не помню - как это дед (дед в то время ещё был жив) но он уже или совсем запился, и ничего не помнил, никак не работал, нигде ничего. Я его не помню, его - деда по женской линии.
Короче говоря, он уже после революции, тут уже такое положение было, что моя мать сама где-то должна работать. И вот она пошла где-то работать. Или швеёй, или ... где-то кем-то она работала. Кем она, где работала - я даже не знаю. У неё машинка была, она шила, вышивала. Вышивала хорошо. Она что-то подрабатывала - брала себе работу. Что-то делала, что-то вышивала. А - как и что, чем она жила, как они жили? Я тогда маленький был, я помню только, что, когда мы стали продавать дом (полдома) у нас был и полдома, или дом ли - я не знаю. Но те покупатели, которые покупали у нас, тоже старые были. И я помню, что вот я из своей комнаты из той выйду и так гляжу на ихнюю койку и жду, когда там потечёт. А этот видно обоссался - дед-то, или бабка ли обоссалась. В общем они - кто-то из них ссал, и течёт. И вот этот момент я старался уловить, поймать. А мать меня тоже следила, значит, и она значит хватала меня и туда, и чтобы я не смотрел не видел всё это дело как они ... Но вот этот момент-то я помню, как они, значит, меня гоняли, не давали чтобы я смотрел.
Ну, а мне тогда было сколько? Года ... - года три наверно или четыре. Брат уже ходить мог (Владимир). -"И вы с ним пошли гулять по Тюмени?" - Тогда я взял его за руку и повёл. И пошли по улицам мы. А пошли-то вечером. Куда пошли - мы не знаем. Я вижу так это, иду, знаешь, дорога такая. Я примерно так это представляю куда надо идти. Иду вниз, а там, когда вниз опустишься, кверху идёшь, - там пожарная часть была наверху. Где вот музей сейчас (старый музей). Туда кверху, когда поднимаешься, там наверху эти - казармы ли, эти были пожарные или кто-ли они там. И вот они там, и там значит весело, свет горит. А уже было темно. И вот мы, значит туда идём кверху, поднимаемся. А там сверху свет горит, пожарные те что-то играют на гармошке там. Ну, они же на дежурстве. Ну а что они дежурить будут, вот они так и дежурят. И сидят там пожарные, значит, играют, музыка у них играет, свет горит, и мы туда поднимаемся. А с боков тут это там всё уже. Народ ещё ходит так помаленьку. Идём туда кверху, поднимаемся. Поднялись кверху к ним значит и сидим, разговариваем. Ну кто? - Двое мальчишек маленьких идут, никому дела нету до них, люди сами по себе. И тут, значит, за нами бежит мать. Она, значит, встревожилась - куда-то дети ушли. Уже стемнело, темно, ничего не видно и детей нету. И вот она бежит, значит, спрашивает - вы видели нет там. Такие-то: один большой, другой маленький совсем, он его за руку ведёт и вроде того, что идут куда-то. И, значит, нас догоняют. Догнали, значит, и: "Вы куда пошли?" да то, другое. Ну тут уже знаешь, такой разговор пошёл, что я конечно во всём виноват, понятное дело, что ребёнка увёл, сам ушёл, и ребёнка увёл чёрт знает куда. Ну, там несколько кварталов надо было пройти, да. Подняться наверх всё это. Я вот сейчас-то уже представляю то место примерно где мы жили. А тогда-то я мало понимал. Я знаю, что она схватила нас, потащила туда домой. И нас, в общем, к себе домой туда утащила как следует.
А уже квартиру-то мы продавали. Продавали и собирались в посёлок Калинина. Ну тогда посёлка не было, а просто там места, где люди могли строиться. Пустырь был, голое место там. И это самое выделили отдельные места. И нам выделили место значит. Как новостройки, что ли: строить себе должны. Это дом, квартира, раньше ведь строили таким образом: надо строить - вот строй себе дом, городи там, делай как хочешь, что хочешь, а не то что бы там квартиры какие-то выделяли, получали. Ну, может быть кому-то и выделяли, но в то время было так, что сами строили - сами себе. Ну и мы тоже сами стали строить себе. Вот, они, значит себе построили домик - дом ну какой-то, крышу сделали. В общем, что дело за лето сделали, осенью уже скашивают - там траву скашивают, затем этих всякие - собирали картошку и всё прочее оформляли.
И мы на свежем месте вот где вот раскопано было - картошка, на картофельном поле дом-то и постоял у нас. Построенный там был. На картофельном поле. И рядом ходили трактора. Я помню вот идёт, значит, (колёсники трактора - не гусеничные, а колёсники) колёсный трактор идёт, за собой тащит плуг. Там два - три лемеха, ну, сколько-то лемехов. Они, значит, землю вырывают и выкапывают картошку, а люди собирают картошку. А мы, ну что там - мне четыре года, а Владимиру что-то два года примерно (примерно - так возраст такой был осенью) и, я помню, что вот машины эти - плуг идёт, выкапывает, а за ним летят эти, как их, вороны да там всякие птицы ну, какие-то большие. И они, значит плугом выковыривают землю, разрушают гнёзда, в которых мыши летом там жили. И они бегут, а эти летят значит, видят, что бегут, ловят их и там пожирают. А тракторист - то, значит, мужик большой который: "Иди мальчик, садись" - это меня, значит. "Садись со мной и поехали". Посадил меня, значит, к себе в кабину, а кабина открытая такая - всё это и, значит, руль. "На вот руль. Это, крути руль - всё такое". Я значит взял его, ух ты - и так и сяк - не могу никак значит - крепкий такой. А мужик едет и запросто, значит, поворачивает. Какой, думаю, мужик сильный! Как это он руль этот крутит, и трактор этот самый поворачивает и всё такое! Вот этот я момент запомнил: что он такой сильный и что он так это может.
А родители, значит, тут где-то около дома и мы, значит, там какое-то время проехали сколько-то там - круг или два ли там, ну, сколько он там ездил. Они же не то что там - Бог его знает куда - они кругами как-то ездят тоже что-то там делают. И, значит, когда ехал - всё это смотрел по бокам: как это сзади летают эти вороны, как они ловят этих - это интересно же, страшно интересно! Что ты! Тебя вот ребёнка такого запусти, и ты бы поехал. В общем мы какое-то время проехали, я знаю, что затем меня выпустили около дома тут, и я, значит, пошёл домой. А спать - ночевать-то мы, видно, на место сюда в город приходили, а днём туда, значит, переходили. Вот это я помню, как строили. Затем, когда этот дом построили, ну как построили? Так построили, что можно ночевать там. Печку, значит, уже затопили, значит, спать можно. Уснёшь там, значит, всё такое. Ну, было ещё так это покамест. Можно было: там кровати поставили, мы спали. Зимовали.
Как мы там зимовали первый год - я не помню. Я знаю, что мы там как-то зимовали, уже полностью освоились. Был дядя Ваня - это муж тёти Поли, поляк по национальности. Вот он что-то такое говорил: что-то сладкое - значит "лехмусье". Лехмусье. Вот это я помню. Лехмусье - сладкое что-то значит такое. Ну а так он чисто по-русски говорил и всё. А в армию его не брали, потому что он был как бы не русский, иностранный гражданин. И не военнообязанный был.
А мать оттуда значит уволилась - там, где кем-то она работала - и на желдорогу поступила. В багажную кассу. А первое-то время - когда вот мы жили - была односторонка улица. Вот наши дома только - крайние были дома - а мы были на северной стороне улицы. Была одна канава такая, а тут всё открыто поле было и эти самые почтальоны, которые носят почту, они по нашей стороне шли. После на той стороне стали строить дома. Анатолий, ещё там часть людей стали строить дома. На той стороне улицы. На южной стороне улицы. Если вот так вот смотреть на улицу, мы на северной стороне. Но она, освещённая солнцем, она как южная. А здесь, значит, середина была такая. Была. И вот под весну-то за зиму уже там начали строить дома. Начали строить. И уже как бы улица стала принимать своё такое, историческое ли что ли, или какое положенное ей место. Что по обе стороны улицы дома, по ту сторону отдельные дома были уже. И Анатолий уже построили домишко маленький, а у нас уже были дома более-менее построенные. Такие - первый год. И началась, вот когда весна пошла первый год, начало топить нас, потому что стоки там всё перегорожено всё так было, захламлено и стоков таких не было - не организовано, канав не было по ту сторону и воде деться некуда, и вода начинает разливаться. Улицу заливает. Заливает улицу, нас заливает, значит. Я помню мы как-то просыпаемся рано утром, руку так на сторону - раз, раз и там вода. Через пол вода к нам поступает. В дом прямо вода заливает нас. И мы, значит, лежим. В воде лежим. Вода выступает и к нам. И мы, значит, так рукой могли в лужу прямо заляпаться вот таким образом.