Пакеты у основания праздничного дерева. Большинство из них она положила туда всего две ночи назад, но теперь они были небрежно переставлены, некоторые перевернуты, а среди них был одна большая коробка, которую она никогда не видела раньше. Она была размером с банковскую ячейку и обклеена дешевой оберточной бумагой, красно-зеленого цвета с рисунком, помятой и даже местами порванной. Взгляд Дженни переместился с елки на остальную часть комнаты. Что-то было пролито на бежевый ковер возле искусственного газового камина. Дженни снова почувствовала, как вспыхнула ее ярость и недовольство пьяницей мужем.
Черт возьми, Трис, мы не можем позволить себе химчистку ковра.
Затем ее взгляд переместился вверх, мимо имитации полена в искусственном очаге, на каминную полку... и у нее перехватило дыхание.
Там что-то лежало, точнее крепилось на камине, куда она обычно весила рождественские чулки, осторожно пробираясь по лестнице после того, как все уже спали, чтобы оставить безвкусные вязаные украшения, набитые конфетами и игрушками. Это был не яркий носок. Этот элемент декора был черный, тощий, покрытый мехом и кровоточащий.
Это была одна из ног Тото! Она была отрезана в районе бедра, а затем грубо и неумело прибита к каминной полке. Пятно на ковре было от стекающей крови собаки.
Джэнни задыхалась, в шоке смотрела на происходящее и даже не знала, что сделала шаг в сторону, пока ее нога не задела что-то скользкое и она чуть не упала. Она увидела, что это была кровь, густая, липкая; ее нога поскользнулась в ней и оставила багровый отпечаток на бледном ковре гостиной.
— Несса! — крикнула она, лишившись всех мыслей. — Несса!
Она услышала, звук открывшейся дверцы шкафа, и крик из кухни.
— Мамочка?!
Дженни бежала сквозь темноту, пока ее дочь не оказалась у нее на руках, всхлипывая и прижимаясь к ней.
— Детка, ты в порядке? С тобой все хорошо? Ты не ранена?!
Маленькая девочка едва могла вымолвить слова между захлебывающимися рыданиями.
— Мамочка, он погнался за мной, и... Тото, и я... спряталась...
Дженни пыталась погладить волосы дочери и успокоить ее, в то время как она испытывала страх за другого ребенка, годовалого сына.
— А г-где Маркус?
— Не знаю, мамочка.
Она должна была найти Маркуса, вытащить их отсюда, но ее потребность защитить своих детей столкнулась с гневом, который перерос в ярость.
Трис.
Она поняла: два года безработицы, насмешки отца, ущемленная мужская гордость, праздничный стресс и изрядная доля алкоголя превратились в порочную смесь.
— Тото... — сказала Несса между тихими всхлипами.
— Тс-с-с, малыш, мы не можем спасти Тото сейчас. Мы должны схватить твоего брата и вытащить нас отсюда.
Дженни трясло, она чувствовала запах крови и не могла вспомнить, где уронила сумочку с мобильным телефоном. Но она знала, что не может оставаться в доме достаточно долго, чтобы позвонить; ей нужно было вывести Нессу и Маркуса. Они могли бы пойти к миссис Уинделл; она была пожилой и одинокой, но ей нравились дети, и она обеспечит их безопасность до приезда полиции.
Затем Дженни услышала шорох в коридоре. Кто-то шел в сторону кухни.
Отрезав себе путь к отступлению, она лихорадочно думала: я не могу бежать, не могу добраться до Маркуса, я должна защитить Нессу. Она открыла ящик, в котором хранила кухонную утварь, и ее пальцы сомкнулись на рукояти самого большого мясницкого ножа.
Она бы убила Триса, если бы он угрожал их дочери.
— Отойди от меня, Несса. Сейчас же!
Маленькая девочка подавила свой крик и сделала все, как было приказано.
В проеме кухни появилась темная фигура, силуэт которой освещал свет из гостиной.
— Трис, уйди с дороги! Я тебя не бо...
Даже сказав это, Дженни не сразу поняла, что что-то не так; это был не Трис. Фигура была слишком высокой, слишком стройной, слегка согнутой от возраста...
Большой силуэт рассмеялся, глубоким раскатистым смехом.
— Тебе нужно открыть глаза, девочка.
Папа!
Это был ее собственный отец. Пальцы Дженни крепче сжались на рукоятке ножа, даже когда она пыталась удержать руки от дрожи.
— Папа... что... ты здесь делаешь?
Он протянул руку и включил свет, и Дженни увидела, что в одной руке у него топор; она узнала его с времен детства, со всех тех случаев, когда папа тащил ее в декабрьский лес рубить елку к новому году. Вот только сейчас топор — и папины руки, грудь и лицо — были в багровых брызгах.
Он держал Маркуса в другой руке, а ребенок прижимался к его широкой груди. Папа ухмылялся; даже зубы у него были окровавлены.
Дженни сделала шаг вперед, прежде чем напомнила себе, что папа хорошо владеет топором.
— Маркус! Что ты с ним сделал?!
Он слегка пошевелили малыша, который издал крошечное хихиканье.
— В этом ребенке моя кровь, Дженни. Ты же не думаешь, что я причиню вред своим родным?
— Тогда... тогда позвольте мне взять его.
— О, не в этот раз, нет. Я собираюсь правильно воспитать этого мальчика. Только посмотри, какой он счастливый, Дженни. Я даже думаю, что он похож на меня, не так ли?