— Ужин через двадцать минут, у вас пока есть время освежиться и переодеться! — папа стал уходить в дом. Я быстро глянула на Ричарда, тот выглядел растерянным и видать тоже не знал, что делать дальше. Решила, что лучше сейчас самой признаться в содеянном, пусть и не совсем по доброй воле.
— Папа! — на мой оклик отец не обернулся, замер в дверях. Он секунду стоял неподвижно, затем медленно повернулся. Я сделала шаг в его сторону, освобождая свою руку от рук Ричарда, теряя его тепло. Нервно кусая губы, осторожно глянула в отцовские глаза и резко отпрянула с сильно бьющимся сердцем. На меня смотрели неподвижные голубые льдинки, без эмоций, без чувств, без возможности достучаться. Он вынул руку из кармана, провел по волосам, и я заметила разбитые в кровь костяшки.
— Мы расписались! — голос еле звучал. Умирающие, наверное, и то громче говорят. Черная бровь изогнулась, но в нем не было удивления.
— Я в курсе! — прохладно ответил папа. — Ты идешь в свою комнату, Стоуну покажут в какой он будет жить. После ужина мы поговорим о дальнейшей вашей жизни! — с этими словами развернулся и уже уверенно нас покинул, оставляя после себя какое-то опасение, шлейф тяжелых сигарет, это был не привычный запах его сигарет, а что-то особенное. Ричард совсем почернел лицом, глядя отцу вслед, но промолчал, взял меня за руку и вошел в дом.
За ужином были только Али и папа. Али смотрел на нас холодным взглядом карих глаз и даже не было и намека на улыбку. Обычно мне улыбался, даже когда шкодничала, а сейчас равнодушный, далекий, отстраненный и неродной. Судя по тому, как они были «рады», я даже выдохнула с облегчением, осознав, что судьба уберегла меня еще от одного взгляда. Азамат бы не стал так сидеть с прохладой в глазах. Он бы…Вздрогнула, мне было даже страшно подумать, чтобы он сделал с Ричардом. Меня б не тронул.
Взгляд постоянно натыкался на разбитые костяшки рук отца. Они словно магниты притягивали мой взгляд, заставляя дрожать от какого-то первобытного страха. Еще это молчание давило, придавливало к земле и подавляло волю к каким-либо действиям. Когда ловила мимолетные взгляды брата, папы с шумом вдыхала, догадываясь, что не спроста они не стремятся начинать разговоры. Ричард нервничал. Он все чаще стал прикладываться к бокалу с вином, постоянно натягивая на губы натужную улыбку, когда папа останавливал на нем свой темный взгляд. И было очень страшно. Я видела, как там поднималось что-то темное, что-то очень опасное, то, о чем ранее и не подозревала. И только жесткий контроль отца не позволял этому мрачному накрыть его с головой. Наконец-то, он отложил вилку в сторону, взял бокал с янтарной жидкостью. Коньяк или виски? Он редко пил и у него не было предпочтений.
— Откровенно говоря, Стоун, удивил! Не ожидал такой прыти, наглости, самоуверенности! — тихо, оттого еще больше я и Ричард занервничали. Наверное, если бы папа кричал, топал ногами, проявлял хоть какие-то эмоции, можно было б понять его досаду, его гнев, но его холодные ледяные глаза резали меня и Ричарда. Я ощущала кожей, как по мне тонко скользил, словно кончик ножа, разочарованно, почти с отблеском ненависти отцовский взгляд.
— Я с каждым хочу поговорить по отдельности! — резко встал, стул противно заскрипел ножками по паркету. Я испуганно метнула на Ричард взгляд, если хотела увидеть поддержку, то пришлось прятать свое разочарование. Мой муж покрылся испариной, смотрел на отца затравленным взглядом жертвы. Придется самой отстаивать свое право на счастливую семейную жизнь, пусть и без одобрения. Пожала под столом руку Ричарда, он слабо улыбнулся, слегка приходя в себя, но косился на Али, который смотрел на него невозмутимо, презрительно. Ричард мой муж, в скором времени будет отцом нашего ребенка и поэтому мне нужно было б убедить отца в том, что между нами любовь до гроба. Я не хотела бы судьбу своему малышу как у меня, пусть хоть у него будет полноценная семья, с мамой и папой.
— Аня! — рыкнул папа, задерживаясь на выходе из столовой. Подскочила, как ужаленная от его тона, от имени, пытаясь совладеть своим нервами, не бояться, поспешила за уже ушедшим отцом.
Кабинет просто утопал в вечернем солнечном свете. Только вот воздух в нем был до невозможности тяжелым, трудно было дышать. Впервые робко зашла и замерла, не зная, что делать. Вчера я бы непременно влетела в кабинет отца, сверкая улыбкой, плюхнулась бы на кресло, а потом непременно повисла б на его крепкой шее, чувствуя, как его сильные руки смыкаются на моей талии.
— Я разочарован! Я очень сильно разочарован! — папа стоял ко мне спиною у окна, руки вновь оказались в карманах брюк. И голос…низкий, хриплый, с неизвестными мне нотками какой-то угрозы.