— Папа…
— Помолчи! Ты своим поступком сказала мне о многом! — повернулся, глаза бешено полоснули меня по лицу, я вжалась в дверь. Между нами было метров пять, но от этого легче не становилось. Папа был в бешенстве и впервые я видела его в таком состоянии. Я задрожала.
— Ты… — шипел он, приближаясь медленно ко мне. — Как ты могла, Анна? Я же тебя оберегал, трясся над тобой, я же все для тебя… и ради чего? Чтобы какой-то Стоун запудрил тебе мозги?
— Я люблю его… — прошептала, урывками дыша, так как папа оказался рядом, на расстоянии вытянутой руки. И его сдерживаемая агрессия, его животный взгляд, еще контролируемый твердой рукой, пугал до дрожи в коленках. Я до сих пор не понимала, как еще стою!
— Любишь? — черная бровь ехидно изогнулась. — А что ты знаешь о любви? Что, Анна? Разве ты хоть раз в жизни смотрела в глаза этой самой любви? Видела ее оттенки? Ведь это не только сахарная вата и сладкая ваниль! Это боль… это разочарование…это ненависть…это помешательство…это бесконечная нежность и тоска…Разве ты знаешь, что значит любить? Это прикосновения… — его пальцы коснулись моих щек. — Это дрожь…желание, сжигающее тебя изнутри… — очертил мои губы. — Это что-то большее, чем просто желать любимому человеку вечной жизни… — резко схватил меня за затылок, больно сжимая, выглядывался в мои глаза. Я завороженно смотрела в его голубые глаза, которые явно были не со мною. — Это просто смирение… Я мог бы запереть тебя, в лучшем случае в твоей комнате, худшем- в каком-то подвале! — отпустил, смотрел уже нормальным взглядом, слегка щурясь. — Чем он тебя накачал?
— Нечем! — слишком торопливо ответила, вызвав тем самым презрительную улыбку на губах отца.
— Аня, не делай из меня идиота! Я знаю, как выглядят глаза у людей, которые употребляют наркотики, и твои зрачки говорят намного больше, чем твои губы!
— Тебе кажется! — папа замер возле стола, внимательно на меня смотрел, как зверь, который присматривался к своему соседу, думая друг он или враг. И судя по тому, как учащенно он задышал, как сжимались и разжимались кулаки, зверь готовился к нападению. Сделала шаг назад. Я его боялась. Я чувствовала кожей исходящую от него опасность, угрозу.
— Аня, не предавай мое доверие… Я предателей не прощаю. Они просто исчезают из моей жизни.
— Как мама? Она тебя предала? — боль, спрятанная глубоко внутри боль, которая никогда не находила выхода, прорвалась наружу. — Может она жива? Ты просто лишаешь ее возможности быть со мною? А ты спрашивал меня хочу ли я быть с тобою!!! Ты хоть раз поинтересовался, чего я хочу в этой жизни!!! — злость, обида, какие-то детские комплексы заставляли меня подойти вплотную к отцу, смотреть ему прямо в глаза, слегка откинув голову назад. — Ты же даже не подумал о том, почему я так поступила…
— Ты поступила очень глупо! Стоун не тот человек, который должен находиться рядом с тобою! А мама… — голос дрогнул, стиснул зубы. — Я бы все отдал, чтобы она действительно оказалась жива, но, к сожалению, умершие не воскрешают! — отвернулся от меня, мне даже стало неловко, что я так на него наехали из-за мамы. Хотела коснуться рукой его плеча, но он отошел от стола и замер возле окна.
— Аннулируем брак и забудем этот день, как страшный сон!
— Нет…Я не хочу! — в голове сразу же зазвучал голос Ричарда о том, что возможно я уже ношу под сердцем ребенка.
— Аня! — этот утробный животный рык заставил меня испуганно отшатнуться от отца. Он обернулся, глаза полыхали разъяренным огнем, глаза просто готовы были меня сжечь дотла и развеять мой прах над песками пустыни. — Я не спрашиваю! Я ставлю перед фактом! Мне плевать чего ты хочешь, а чего нет! Я сказал и значит так и будет!
— Нет! — выкрикнула ему в лицо. — Я не хочу, чтобы мой ребенок рос без отца, как я без матери!!!
— Что? — мужчина напротив меня превратился в дикого зверя, готового убить, готового сомкнуть свои острые зубы на шеи своей жертвы. — Блять, Аня! — ваза, которая стояла возле дивана с грохотом упала на пол, разлетаясь на мелкие осколки перед ногами папы. Он резко распахнул дверь на террасу, я видела, как тряслись его руки, как не с первого раза прикурил сигарету. Между нами повисло молчание, пропитанное разочарованием, обидой, недопониманием. Я чувствовала, что ему все же больно от моего поступка, больно от неоправданных надежд.
— Позови этого англичанина, будь так добра! — безразличный голос, нет и нотки, которая бы выдала всю его ярость, все его негодование.
— Его зовут Ричард…