А в руке дымилась дотлевающая сигарета…
***
Говорят, что время лечит… Время ничего не лечит! Оно лишь увлекает в безумном водовороте жизни, оставляя боль позади. По закону перспективы издалека беды и несчастья всего лишь кажутся меньше. Если только настырный взор, обращённый назад, в нерадивую годину, не возвратит их вновь в пределы мировосприятия.
Миллиарды беззащитных людишек на планете, несущейся сквозь ледяную бездну Вселенной, словно ветхозаветный Лот, страшась оглянуться, бегут от своих Содом и Гоморр, и безжалостный ветер спекает кровь на ранах исстрадавшихся, истерзанных сердец. Увы, это единственное забвение, которое может пожаловать время… но вряд ли трепещущий в агонии станет уповать на большее.
– Эй, Лита, иди к нам! – послышалось грубое со стороны школьной площадки. – Сестрёнку тоже можешь прихватить.
Ребята язвительно загоготали, упиваясь собственной бестактностью. Они обменивались колкими замечаниями вполголоса, ехидно пялясь и попеременно сплёвывая на землю.
Кати страдальчески посмотрела на меня.
– Никуда я не пойду, солнышко, – пришлось сказать тихо, но достаточно твёрдо для того, чтобы унять её беспокойство.
– Никогда-никогда?
– Никогда-никогда, – я расплылась в невольной улыбке и с нежностью коснулась золотистой макушки девочки. Разве могла променять я блеск глубоких ангельских глаз на большее из того, что способны были предложить остальные, даже все вместе взятые?
– Постой, принцесса! Ну, хоть вечерком загляни, у Брюса сегодня отменная вечеринка намечается, – чуть разбавив тон просительными интонациями, не унимались ребята. Порою они становились назойливыми до безобразия, но меня это нисколько не беспокоило. Впрочем, их претензии не были безосновательными – я уже неделю как игнорировала компанию. Парней это, ясное дело, задевало и нервировало, но мне их волнения были индифферентны, ибо отныне у Литы Корош появились дела поважнее.
Конечно, я не могла заменить Кати мать, не стоило даже пытаться, но любила её не меньше, а то и больше. Я не знала, как малышка переживала происходящее, по крайней мере, мне никогда не доводилось видеть её в отчаянии. Одному богу известно, какие кошки скреблись при этом у неё на душе. На собственной шкуре прочувствовав боль утраты, ни дня не переставая думать об этом, я не могла позволить сестре испытать всю скорбь безотрадного одиночества, безысходности и беспомощности.
«Если в моих силах в этой ситуации сделать для неё хоть что-нибудь, я не могу поступить иначе. Пускай никто не оказался в первые тяжёлые дни рядом со мной, но я не допущу, чтобы теперь она чувствовала себя столь же покинутой!»
В заботе о Кати я унимала и собственную боль. Ощущение ответственности за этого маленького человечка придавало силы, наполняя душу желанием жить. Жить хотя бы для того, чтобы иметь возможность защитить её, вовремя подставить плечо.
Когда я осознала эту свою миссию с отчётливой ясностью прозрения, попутно стала замечать, что кое-что вокруг, как бы мистически это ни звучало, постепенно налаживается. Даже отец напивался последнее время всё реже, и это дарило зыбкую надежду на то, что жизнь наша после ухода матери однажды-таки приостановит своё стремительное падение в пропасть.
«Ах, как хотелось бы верить!»
Солнце застряло на полпути к горизонту и, вызолачивая ресницы, озорно ласкало уголки глаз проворными колючими лучиками, распадавшимися миллионом радужных оттенков. Ярко-лазурное небо полнилось глубиной и неукротимой энергией бытия, изливаясь долой дождём жизнеутверждающей благости. Непримиримая весна удало шагала по улицам, а сырость и грязь, неизменные спутники городских пейзажей, теперь боязливо жались по подворотням. Мир ретиво чистил пёрышки, проснувшись от опостылевшей зимней спячки. Жизнь повсюду расцветала в надежде на буйство красок, и нам тоже не оставалось ничего, кроме как продолжать жить… Жить!
Я распахнула окно и уселась на подоконник. В комнату ворвался лёгкий озорной ветерок. Он прошмыгнул по закуткам комнаты и, видимо не обнаружив для себя ничего интересного, так же проворно умчался прочь. Утомлённый город медленно тонул в полумраке сумерек. Начинало свежеть, впрочем, как всегда на закате в эту пору года. Кромка на западе ещё рдела мягкими тонами багрово-алого, подсвечивая с полдюжины эфемерных облачков, сиротливо разбросанных по небу.
Вечерняя звезда робко подморгнула одиноким глазом, ответив приглушённой вспышке зажигалки. Сигаретный дым наполнил душу покоем и удовлетворённостью. Извиваясь и клубясь в медитативной отрешенности, уносил он в бездну бесконечной выси усталость и суету дня. Несмотря на прохладу, здесь и сейчас я чувствовала себя настолько уютно, настолько комфортно, насколько только может ощущать человек.