– Нечего болтать, раз понимаете,- одернула его Нобуэ. Она-то почитала Ацуко божеством.
– Только не забывайте, чем сейчас занимается институт,- процедила Ацуко. Пускаться в дебаты ей не хотелось.
– Разработкой психотерапевтической установки. Это я помню очень хорошо. Просто я имею в виду тот реальный эффект, который возникает, если наблюдать бессознательное параноика как реальный образ,- совершенно не замечая Нобуэ, намеренно протяжно, как бы передразнивая Ацуко, ответил Осанай.- Параноик же не симулирует бессознательное, как это пытается делать невротик. Он заявляет о нем во весь голос, он живет в этой роли. Поэтому не вижу смысла заглядывать в это бессознательное.
– Но это бессознательное – параноика. И поэтому необходимо выяснить особенную связь между означающим и означаемым. Вы правы, больной выбалтывает свое бессознательное прямо так, как есть, но именно поэтому, пока не заглянешь в него, не поймешь смысла его лепета.
Ацуко почувствовала себя идиоткой. Осанай высказался и теперь, ухмыляясь, смотрел в окно, всем своим видом показывая, будто совершенно ее не слушает. Под окном простирался огромный газон, за которым в ряд стояли деревья, за ними – институтская ограда, а еще дальше высились небоскребы мегаполиса.
– Ну… это ваша теория,- сказал Осанай, словно подобные теории ему были нипочем.
– Нет, постой,- сдерживая злость, ответила Ацуко. Способность сдерживаться она воспитала в себе сама. Психотерапевту нельзя иначе.- Это не просто теория, а основа теорий. Доказанная и общепринятая. Не понимаю, почему я должна тебе все это объяснять. Ладно, хватит. Приведи Цумуру, я сама возьмусь за его лечение.
Лицо Осаная стало серьезным. Похоже, он вспомнил, что вряд ли кто мог тягаться с Ацуко в искусстве пикировки.
– Ну что вы, что вы. Не так все сложно, вам совершенно не стоит беспокоиться. Цумуру можем подлечить и мы с Хасимото. Как-никак приятели.
Осанай торопливо ретировался. "Вне сомнений, всяческие слухи о заразности шизофрении распространял именно он",- подумала Ацуко. Она только не понимала, ради чего Осанай, зная, что скрытой в рефлекторе опасности можно избежать, пришел к ней и молол всю эту чушь.
– Без тщательного обследования одного лечения мало,- пробормотала она.
– Он… он, видимо, опасается, что стоит вам обследовать Цумуру, и вы запросто его вылечите,- сказала Нобуэ Какимото.
2
Торатаро Сима поднялся из-за стола, усадил Ацуко Тибу в кресло, а сам расположился справа – откинулся на спинку дивана так, что едва не лег. Стоило приподнять голову, и он мог при желании рассматривать в полупрофиль красивое лицо Ацуко. Торатаро Сима считал себя ее поклонником и не пытался этого скрывать.
– А к тебе заходил Осанай?
– Хотите сказать, он и здесь побывал? – спросила Ацуко и продолжила про себя: «Перед тем, как наведаться ко мне».
– Сокрушался, что коллеги не обязаны придерживаться твоей теории и способствовать получению Нобелевки,- продолжал Сима.
– Да, он заходил насчет Цумуры – давно не катил бочку на психотерапевтическую установку.
– Как бы он ни протестовал, кому-то установка помогла, и против этого не возразишь.- Сима нахмурился.- Добрая половина пациентов пошла на поправку. Разве могли мы представить, что добьемся у всех ремиссии? Так ведь, Тиба-сэнсэй? А это лишний раз доказывает правильность вашей теории.
– Ну это все благодаря разработкам Токиды: он создал установку, я лишь ее использовала… Кстати, господин директор, порог ремиссии преодолела даже не половина, а две трети стационарных больных.
– А-а. Да-да. Весьма похвально, однако…- Сима скривился.- Среди этих наших больных кое-кто отождествляет себя с директором больницы. Причем некоторые подражают мне крайне гротескно и плоско. Признаться, даже видеть все это противно, Тиба-сэнсэй.
– Ну это у них период мягкой восприимчивости. Они как глина,- хмыкнула Ацуко.- Добиваются трансцендентальной самостоятельности. Почти все врачи и медсестры видят, как больные им подражают.
Сима обеспокоенно поинтересовался:
– Вероятно, Осанай наговорил тебе всяких гадостей? – Его рассеянности как не бывало.
– Да нет,- невозмутимо соврала Ацуко.
– А то он здесь сложно изъяснялся насчет воздействия установки на больных. Я ему посоветовал обратиться к тебе напрямую. Дескать, хватит смелости – скажи ей об этом в глаза. А он вспылил, мол, ну и скажу,- и вышел. Вот я и подумал, что свалил с больной головы на здоровую. Но как бы там ни было, я психотерапевт старой закваски, за современными теориями не поспеваю. Что я еще мог ему сказать?
– Ладно, ничего страшного,- успокоила его Ацуко, окидывая взором кабинет.
Просторная комната, обставленная массивной мебелью, соответствовала директорскому уровню, но для института с мировым именем выглядела заурядно. На стенах с трех сторон под потолок громоздились книжные стеллажи, заставленные классической литературой по психиатрии. Преобладали первые издания трудов психиатров прошлого, вплоть до Крепелина, однако современные имена практически не встречались. "Пожалуй, часть книг пора бы заменить. А то бог знает, что посетители могут подумать об институте«,- промелькнуло в голове Ацуко, но вслух она произнесла:
– Сдается мне, этот Осанай что-то замышляет. Будьте осторожны. Разумеется, сам он пешка, но кто-то за его спиной, похоже, пытается вынудить вас совершить ошибку.
– Ты о моем заме? Якобы метит в мое кресло? – Торатаро Сима изменился в лице, тут же уловив в предупреждении Ацуко всю щекотливость ситуации: раскол среди подчиненных.
То были не слухи. Его заместитель Инуи действительно что-то замышлял, беседуя тет-а-тет с коллегами по руководству, о чем Сима должен был знать. Но он, Торатаро Сима – не только директор, но еще и глава попечительского совета института – похоже, оставлял это все без внимания. Косаку Токида ушел с головой в работу; выходит, беспокоится лишь она. В институте именно покровительство Симы помогало Ацуко и Токиде сосредоточиться на исследованиях. И эта благосклонность импонировала Ацуко в начальнике больше всего.
– Ладно, хватит об этом. Вот бы я вызывал тебя из-за таких пустяков.- Неверно истолковав выражение лица Ацуко, Сима встал.
Разве это пустяки? Ацуко с удивлением посмотрела на своего начальника. Поймав ее взгляд, Сима задумался, с чего начать. Предстоял серьезный разговор.
В конце концов он вернулся за стол. Ацуко улыбнулась. В ситуациях, когда требовалось навязать собеседнику свою точку зрения, Сима, руководитель слабохарактерный, садился за большой директорский стол и заводил беседу оттуда.
– Прекрасно понимаю, насколько сейчас важное время для твоих исследований. Но все-таки вынужден обратиться с просьбой, пусть и нелепой,- начал Торатаро Сима, опираясь костлявыми пальцами на столешницу.- В общем, не могла бы Паприка… так сказать, выйти на сцену?
– Ох,- обескураженно вздохнула Ацуко. В душе она была готова откликнуться на любую просьбу Симы – но только не на эту, вроде бы шутливую.- Паприка сошла со сцены навсегда.
– Знаю, знаю. Уже лет пять как. Или шесть? Но вот теперь… очень требуется ее помощь. Я бы не беспокоил тебя, но пациент – очень важная персона, и я просто не могу его гонять по клиникам.
– А разве все эти тузы не проходят теперь анализ в общем порядке?
– Видишь ли, он попал в непростую ситуацию, которая, по сути, и вызвала невроз страха. А вокруг все только и ждут его провала. Я говорю о своем однокашнике, Тацуо Носэ. Мы дружили в школьные годы, в студенчестве – и по-прежнему близки. Лет ему, как и мне, пятьдесят четыре. Входит в совет директоров автоконцерна и курирует вопросы практической реализации собственной разработки компании – экологически безопасного автомобиля. «Доброжелателей» хватает и на работе, и вне ее. Говорит, еще можно понять недовольство конкурентов, но на него поглядывают искоса даже в министерстве. Поползут слухи, что он ходит к психиатру,- и технические данные машины, пусть ее проектировал не он, окажутся под сомнением. Представляешь, во что это выльется для компании? Понятное дело, Носэ – старый лис, не раз бывал в переделках. Вот я и думаю, что основная причина его невроза – в чем-то другом.