– Господам повторить! Слушаюсь,- сияя от счастья, поклонился Куга.
– Ты как, поправился? – спросил Торатаро Сима, и Куга опять вежливо склонил голову.
– Истощение длилось недолго. Сейчас, как видите, я бодр и полон сил.- И он развел руками.
– Говорит, даже потолстел с тех пор! – выкрикнул из-за стойки Дзиннай.
– К слову, история знает случай, когда Нобелевскую премию получили супруги, но чтобы лауреаты поженились – такое произойдет впервые,- сказал Носэ.- Когда свадьба?
– Ну, пусть поуляжется вся эта шумиха с премией,- тихо произнес Косаку.- Чтобы без всяких пресс-конференций. Тайком.
– Разрешите извиниться перед вами, господа,- сказала Ацуко и поклонилась.
Все улыбнулись, догадываясь о тайном и вместе с тем слегка постыдном смысле этих слов, понятном лишь присутствующим. Все, включая Кугу и Дзинная, подняли бокалы и выпили за свадьбу и премию Ацуко и Косаку.
– Прощай и ты, Паприка,- многозначительно сказала Ацуко и посмотрела на мужчин.- Отныне – и что бы ни случилось впредь – ее больше нет.
– Н-да-а,- печально протянул Сима.- Ничего не поделаешь. Та красивая милая Паприка покинула нас.
– Покинула,- подтвердила с улыбкой Ацуко,- и ее нигде больше нет.
– Да нет. Все не так.- Носэ оторвался от спинки дивана.- Паприка жива. Вместе с другими идеалами она навечно останется в сердцах присутствующих здесь мужчин. Не знаю, как остальные, а я точно забыть ее не смогу.
– Но больше мы с ней не увидимся,- с грустью в голосе сказал Конакава.
– Нет, увидимся,- не сдавался Носэ.- Стоит пожелать, и можно встретиться во сне когда угодно. Нужно только очень захотеть – и она непременно приснится. Я в этом уверен. Наверняка это будет уже другая, самостоятельная личность. Но она так же, как и прежде, будет улыбаться, разговаривать с нами. Она – красивая, как цветок, добрая и заботливая, умная и мужественная.
27
В баре звучит «Р. S. I Love You». Посетителей нет. Как всегда, Дзиннай за стойкой бара натирает до блеска бокалы, а Куга стоит у двери.
– Эх! – вздыхает Дзиннай. Ему кажется, что в дальней кабинке за тихой веселой беседой сидят посетители.
«Какие же они все-таки изысканные, милые люди – те, с кем нам двоим довелось повстречаться и в реальности, и по-дружески во сне. Что же они не приходят? – размышляет Дзиннай.- Когда они были здесь в последний раз?»
Стоит ему поднять взгляд – и там, у дверей, он опять видит до боли знакомую спину. Куга, по обыкновению, даже не шелохнется. Дзиннай не в силах сдержаться, чтоб не окликнуть его:
– Слышь? Мы же сражались, правда?
Куга продолжает стоять к Дзиннаю спиной. Улыбка на его лице становится еще добрее. Глаза прикрыты, будто спит, но он отвечает:
– Да, мы сражались.
Покачав головой, Дзиннай опять принимается за бокалы. И довольно улыбается, стараясь не прыснуть от смеха. Немного погодя для пущей уверенности опять обращается к Куге:
– И… мы же были бравыми парнями? Куга отвечает рокочущим голосом:
– Да, мы были бравыми парнями.
Дзиннай продолжает возиться с бокалами. Но что-то не дает ему покоя. Тогда он с серьезным видом бормочет себе под нос, обращаясь не к себе и даже не к Куге:
– И все же – то ведь был сон?
Куга не отвечает. Не поворачиваясь к Дзиннаю, он опускает веки – словно погружается в глубокое раздумье. Знает он ответ или нет, его улыбка – улыбка Будды.