Наиболее доступным способом поправить свои дела рыцари считали разбой и грабежи. Шайками и поодиночке рыскали они по Франции, Фландрии, Лотарингии и другим землям, нападали на деревни, забирали у крестьян все, что было можно: жалкие запасы зерна, одежду, даже орудия труда — плуг и мотыгу. Не брезговали рыцари и грабежами на проезжих дорогах.
Многие замки стали настоящими разбойничьими гнездами. Нередко рыцарские банды нападали на крупные поместья; особенно соблазнительной приманкой были богатые владения церквей и монастырей. Рыцари не стеснялись, как говорится в документе середины XI в., «нападать на невооруженных клириков, монахов или монахинь». Они не останавливались перед тем, чтобы «причинять вред общинам каноников..., а также землям и владениям, коими церкви..., невооруженные клирики, монахи и монахини пользуются»... «Я видел, — писал о ватагах рыцарской голытьбы римский папа Лев IX, — этот буйный народ, невероятно яростный и нечестием превосходящий язычников, разрушающий повсеместно церкви божии, преследующий христиан, которых они иногда заставляли умирать в страшных мучениях... Они не щадили ни детей, ни стариков, ни женщин».
Разбои оскудевшего рыцарства довершали разорение крестьянства. Вместе с тем они наносили ущерб и крупному землевладению, в первую очередь, церковному, менее обеспеченному вооруженной силой.
Конечно, обедневший рыцарь и знатный сеньор принадлежали к одному классу. Главным врагом и могущественного барона, и монастыря, и рыцаря (даже если он с полным на то основанием получал прозвище «неимущего») являлся крепостной, которого грабили сеньоры всех рангов и категорий. Но борьба внутри господствующего класса побуждала правящие верхи феодального общества искать, в свою очередь, какого-то выхода из создавшихся затруднений. Неурожаи, голодовки, эпидемии, и в этих условиях — повсеместное бегство крестьян, а подчас даже «мятежи» и ко всему —разбои рыцарской мелкоты, конфликты феодалов и феодальных группировок между собой... На Западе складывалась тревожная обстановка смутного времени: общественная жизнь стала крайне неустойчивой.
Насущные интересы господствующего класса выдвигали перед ним задачу — найти средство, которое позволило бы обеспечить возросшие потребности сеньоров в земле, в подневольной рабочей силе, в деньгах и богатствах всякого рода. Средство это подсказала сама жизнь, а в окончательном виде лекарство для избавления рыцарства от бедности, крупных же феодалов — от трудностей, грозивших подорвать их положение, было прописано католической церковью.
Католическая церковь — оплот феодального строя. В те времена католическая церковь была крупнейшим феодальным землевладельцем; она жесточайшим образом эксплуатировала своих крепостных крестьян. Да и не только своих: со всех землепашцев церковники безжалостно взыскивали особую подать — десятину. Неслучайно церковных сборщиков народ представлял в образе волков, рыщущих по полям и нападающих на овчарни. В дни жатвы эти сборщики разъезжали по нивам, отбирали каждый десятый сноп, каждую десятую меру зерна, овощей, плодов, обшаривали амбары и гумна...
Но католическая церковь не только сама являлась крупным феодальным собственником. Проповедуя учение о том, что земные порядки установлены богом, а потому не подлежат изменению, она помогала всему феодальному классу держать в узде трудящихся, следовательно, служила оплотом феодальных порядков в целом. Католическая церковь являлась, по определению Ф. Энгельса, «крупным интернациональным центром феодальной системы»[7], всячески отстаивавшим интересы западноевропейских крепостников. Этим определялась вся деятельность католической церкви — и в области идеологической, и в сфере политики.
Клюнийское движение и укрепление папской власти. Когда в X—XI вв. крепостные крестьяне стали повсеместно подниматься против сеньоров, впадая в «ереси» или «уходя в бега», и когда бесчинства рыцарской вольницы начали причинять все больший ущерб «монахам и клирикам», католическая церковь встревожилась, прежде всего, за судьбу своих собственных владений. Дальнейший рост смуты, от кого бы она ни исходила, угрожал обширным поместьям церковников. Нужно было принимать какие-то меры. Инициативу в этом деле проявили монастыри, экономически наиболее мощные церковные учреждения. Еще в X в. они начали проводить различные преобразования, чтобы укрепить моральные и материальные позиции католической церкви, усовершенствовать ее организацию, увеличить силы в борьбе с опасностями, возникшими для крупного феодального землевладения. Это церковно-реформаторское движение получило в истории название клюнийского, так. как почин его принадлежал бургундскому монастырю Клюни. Были введены суровые монастырские правила, провозглашен целибат (безбрачие духовенства), осуществлены некоторые другие преобразования, которыми клюнийцы пытались обеспечить престиж церкви в глазах народа. Они стремились к созданию сильной централизованной церковной организации и поэтому способствовали возвышению папской власти. В это время и сами римские папы проводили централизаторскую политику в католической церкви. Естественно, они вступили в союз с клюнийцами, увидев в них свою опору. Одной из важных мер по упрочению положения папства было установление нового порядка выборов пап: по постановлению Латеранского собора 1059 г., созванного папой Николаем II, римских первосвященников должна была отныне избирать коллегия кардиналов. Ни императоры Священной Римской империи, ни другие светские феодалы более не могли вмешиваться в выборы.