Тем не менее христианство на Руси и в это время не исчезало. Церковь на Руси получила во второй половине IX в. или в начале X в. и организационное оформление: она считалась митрополией константинопольского патриарха и в церковном уставе Льва VI (890–912 гг.) числилась на 61-м месте; несколько же позднее, в списках времен Константина Порфирородного, Русь составляла 60-ю митрополию патриархата.[55]
К середине X в. относится ряд новых свидетельств о распространении христианства на Руси. Этот процесс охватывал прежде всего часть княжеско-дружинной верхушки, а возможно, и часть богатого купечества. Христианские влияния на Русь шли, очевидно, главным образом из Византии. Греческие миссионеры действовали в разных городах древней Руси, но преимущественно в Киеве. Здесь, по-видимому, приняла в конце 50-х годов X в. христианство и жена князя Игоря Рюриковича — Ольга.[56]
Уже в 945 г., как это видно из русских летописных известий, в Киеве имелось немало христиан. В сообщении о посольстве, снаряженном Игорем в Константинополь для заключения договора, рассказывается, что христианские участники договора присягали в церкви св. Илии,[57] в то время как сам Игорь и другие послы приносили клятву верности на холме, где стоял Перун.[58]
Обо всем этом летопись рассказывает в тексте, очевидно, подтверждавшемся письменным первоисточником, впоследствии утраченном. Летописец воспроизводит в этой части своего рассказа о событиях 6453 г. (945 г.) текст договора, заключенного в результате переговоров киевского посольства в Константинополе. Этот текст был в руках летописца, о чем свидетельствует подробное перечисление множества имен участников посольства с указанием, в каком отношении стоял каждый из них к правившей в Киеве княжеской верхушке. Ясно, что в устной передаче, в рассказе, такое длинное и подробное перечисление не могло бы сохраниться.
Летописный рассказ 945 г. убедительно свидетельствует о том, что последователей христианства было на Руси тогда уже немало. Вместе с тем в этом же тексте имеется и указание, из которого необходимо сделать вывод, что в целом Русь придерживалась еще старых религиозных верований. В одной из статей, где предусматривается наказание за нарушение заключаемого договора о мирном сожительстве греков и русских, сказано: «Ежели христианин убьет русина или русин христианина, пусть схватят виновника убийства ближние убитого и убьют его».[59] Здесь «христианину» прямо противопоставлен «русин». Ясно, что в обычном понимании «русин» был нехристианин, «язычник».
Это место летописного рассказа помогает уточнить и ответ на важный вопрос о той социальной среде, в которой в эту пору новая вера уже распространилась, помогает понять и социальную роль новой веры в условиях возникновения и развития Киевского государства.
Как известно, в X в., а вероятно и раньше, в киевских и новгородских землях складываются феодальные вассальные отношения на основе крупного землевладения, устанавливается феодальная эксплуатация крестьянства.[60] Новые формы экономических отношений, вытеснявшие древний общинный уклад, стародавнюю общинную и военную демократию, были исторически прогрессивными. Вместе с тем они завоевывали себе место ценою тяжелых страданий народных масс.
Здесь-то и появилась у нарождающегося господствующего класса острая необходимость в действенных средствах внеэкономического принуждения, в таких рычагах воздействия на массы, которые подавили бы протест, которые примирили бы людей с потерей ими своей свободы, которые укрепили бы новую систему угнетения и эксплуатации. В исторических условиях того времени ничто другое не могло выполнить эти задачи так успешно, как именно христианская религия, уже веками служившая этой цели и на Западе, и в Византии и своей исторической практикой доказавшая, насколько она для этого приспособлена.
Будучи сама крупным феодалом, христианская церковь выработала сложную систему предписаний и установлений в культе и в догме, соответствовавших интересам крупных земельных собственников. Они-то и становились первыми приверженцами и последователями новой религии, они и способствовали ее проникновению на Русь. Вот почему и в договоре 945 г. упоминания о христианах относятся прежде всего к членам именитого посольства из киевско-новгородской знати, к дружинникам князя и «гостям» — купечеству. Что же касается простого народа, то в его среде христианство нескоро и нелегко находило своих последователей.[61]
56
Версия, будто кн. Ольга приняла христианство в Константинополе, не подтверждается византийскими источниками, в особенности в писаниях Константина Порфирородного, сообщающего о пребывании Ольги в Константинополе в 957 г., но не упоминающего ни о каком крещении Ольги.
57
Двукратное упоминание в тексте договора «церкви св. Илии» не во всем ясно, что подало повод к различным толкованиям этого места летописи. Очевидно, следует согласиться с тем, что речь идет не об одной, а о двух церквах этого наименования: одной в Константинополе, местоположение которой точно не известно, и другой в Киеве, о которой летописец делает от себя небольшой топографический комментарий: «…яже есть надъ ручаемъ, конецъ Пасынчгъ беседы и Козаре». Убедительны соображения Е. Голубинского, доказывающего, что местоположение этой церкви следует предполагать на краю юры, обращенной к некогда существовавшему Крещатицкому ручью, где ныне проходит главная магистраль города Киева. В этой церкви происходило принесение клятвы в исполнении заключенного договора всеми христианами — участниками Игорева посольства, а также другими христианами — дружинниками князя. В константинопольской же церкви св. Илии происходила аналогичная церемония в самое время составления договоров. На это указывает форма прошедшего времени «мы же… кляхомся» (мы же поклялись), употребленная относительно христиан — членов посольства, и форма будущего времени «да кленутся» (имеют поклясться, поклянутся) — по отношению к «некрещеной Руси», т. е. послам — нехристианам (
58
ПВЛ, I, стр. 39. — Интересно отметить, что первая известная нам христианская церковь в Киеве названа была именем христианского «пророка» Ильи, образ которого равнозначен образу Перуна — одного из главных представителей древнеславянского пантеона. Это является блестящей иллюстрацией мысли Энгельса о том, что древнеязыческие боги могли быть вытеснены христианством «только посредством культа святых» (
59
«Аще убьеть хрестеянннъ русина или русинъ хрестеянина, да держимъ будеть створивый убийство от ближних убьенаго да убьють и» (ПВЛ, I, стр. 37).
61
См.: