Вот и попробуй ей втолковать: если Элис не учится и ничем, кроме магазина, не занята, то остальное – жуткая работа, жуткая квартира – приобретает вдруг новый, мрачный смысл. И рассуждать об этом трезво выше ее сил.
– Я подъезжаю к дому, – сказала мать. – Скучаю.
– И я.
К горлу подступил вдруг ком – вся сумбурная, невысказанная любовь рвалась наружу, – но это длилось лишь миг, и он прошел, а Элис так и сидела одна. Надо отвлечься, подумать о чем-то другом. Элис пошла на кухню, открыла упаковку замороженных ягод и принялась отправлять их в рот, пока не онемели пальцы, пока холод не пробрал до самого нутра, – пришлось встать, накинуть пальто. Элис передвинула стул поближе к окну, к солнцу.
Правду сказала Уна, объявлений в интернете было полно, Элис в тот вечер целый час их просматривала и диву давалась, сколько на свете извращенцев. Чуть только поднажми, и увидишь темные уголки мира, вылезут на свет тайные бредовые страсти. Поначалу это казалось безумием. А потом, как водится с шутками, чем больше Элис об этом думала, тем спокойней относилась, и то, что прежде не укладывалось в голове, теперь представлялось вполне невинным.
Белье было хлопчатобумажное, черное, плохо сшитое. Элис таскала его с работы – ничего не стоит унести со склада стопку, пока оно еще неучтенное, без ярлычков. Джон должен был всех проверять на выходе, перед ним выстраивалась целая очередь с раскрытыми сумками, но обычно он всех пропускал не глядя. Как всегда, вначале Элис боялась, потом привыкла.
Не так уж и часто это случалось – может, дважды в неделю. Встречи она всегда назначала в людных местах – в сетевой кофейне, на автостоянке спортклуба. Был один парнишка, хвалился, будто у него допуск к гостайне, писал ей с разных адресов. Был толстяк-хиппи в темных очках, принес ей экземпляр своего самиздатовского романа. Был старик за шестьдесят, обсчитал Элис на десять баксов. В беседы Элис не вступала, только отдавала белье, завернутое в два пакета, полиэтиленовый и бумажный, как бутерброды навынос. Некоторые не спешили уходить, но ни один не навязывался. Словом, вполне сносно. Такая уж была полоса в ее жизни – любой неприятной, странной или грязной истории находилось объяснение: что поделаешь, такая сейчас полоса. С этим подходом все можно оправдать, во что бы она ни вляпалась.
В свободное воскресенье Уна позвала ее на пляж. Один из ее друзей, хозяин дома на побережье, затеял пикник. Элис пришла уже в разгар веселья – музыка из колонок, выпивка на столе, девушка бросает в жужжащую соковыжималку апельсин за апельсином. Дом был светлый, просторный, за окнами мутно блестел океан, разделенный на квадраты оконными переплетами.
Элис было неуютно, пока она не увидела Уну, в джинсовых шортах поверх закрытого купальника. Уна схватила ее за руку.
– Пошли, познакомлю тебя со всеми, – сказала она, и Элис захлестнула волна нежности: до чего же она славная, Уна!
Хозяин, которого звали Портер, сын продюсера, был в компании самый старший – может быть, даже постарше Элис. Видно было, что они с Уной пара – он обнимал Уну за голые плечи, та радостно льнула к нему. У него были жидкие волосы и питбуль в розовом ошейнике. Он наклонился, и пес лизнул его в губы; Элис заметила, как они соприкоснулись языками.
Когда Уна приготовилась снимать на телефон, девушка возле соковыжималки задрала футболку, выставив маленькую грудь. Уна рассмеялась, глядя на Элис.
– Хватит смущать Элис, – обратилась она к девушке. – Что за разврат!
– Да ладно, – отмахнулась Элис.
Уна протянула ей стакан с апельсиновым соком, Элис выпила залпом, кислинка обожгла рот и горло.
Купаться в океане было уже холодно, но на солнце поваляться приятно. Элис съела жирный гамбургер с гриля, сверху политый каким-то странным сыром; сырную корочку она соскребла и бросила в горшок с алоэ. И, прихватив из дома полотенце, разлеглась на песке. Полотенце Уны лежало рядом, а сама Уна топталась на мелководье, шлепая по холодным волнам босыми ногами. С террасы неслась музыка. Откуда-то появился вдруг Портер, плюхнулся на полотенце Уны. В одной руке он держал пиво, в другой – пластиковый судок с оливками, а сверху пачку сигарет.
– Угостишь? – спросила Элис.
На пачке был мультяшный герой и надпись по-испански.
– А сигареты-то детские! – поддразнила Элис, но Портер уже перевернулся на живот, зарылся лицом в полотенце. Элис вертела в руках пачку, глядя на белую спину Портера. И ничуточки он не красивый.
Элис поправила бретельки бикини. Они впивались в плечи, оставляя следы. Она огляделась – на террасе никто в ее сторону не смотрит, Портер лежит лицом вниз – и решила снять лифчик. Завела руки за спину, расстегнула крючки, нагнулась, и лифчик сполз на колени. Что тут такого, она же отдыхает. Элис как можно незаметнее спрятала лифчик в сумку и снова легла на полотенце. Теплый ветерок овевал ей грудь, и она постаралась расслабиться, почувствовать себя красивой.