Бен затолкал рваную салфетку в карман на сиденье, откинулся на спинку, включил телефон. Дурное предчувствие, только и всего. И все-таки хорошо, что он в другом часовом поясе – отстал на три часа от Нью-Йорка, будто выпал из времени. Элинор больше не отвечала на сообщения, даже если Бен писал, что совсем пропадает, намекал на самоубийство. Последнее его сообщение было: Умоляю тебя! Она молчала уже несколько месяцев – с тех пор как узнала о начале служебного расследования.
С недавних пор знаменитости повадились убивать себя по-новомодному – вешаются на дверных ручках. У Бена своя теория, чем этот способ хорош: просто, без боли и не так позорно, как другими средствами, он читал, что даже со стула вставать не нужно. Куда проще, чем сигануть с крыши или с моста, не так театрально. Он однажды звонил по телефону доверия для самоубийц – после ухода Элинор, но до того, как его официально уволили. Звонил в основном ради того, чтобы рассказать потом Элинор, – и сразу пожалел, хотел от унижения повесить трубку, но не смог, а стал машинально, как робот, объяснять дежурному, что с ним происходит, а тот с навязчивым любопытством расспрашивал, что и кому Бен сделал.
Пришло сообщение от помощницы Артура, что его будет ждать машина (черная «сузуки кидзаси», 7780). И знакомый Стивена все-таки объявился, адрес прислал. Бен посмотрел, где это – не так уж и далеко, совсем небольшой крюк. Водитель наверняка не откажет. Бен успокоился.
Пассажирка в соседнем кресле вздохнула, глянула на табло, не пора ли уже. Едва раздался сигнал, она вскочила, хотя с места было не сдвинуться, пока толпа в проходе не потянется к трапу.
Неудачный выдался у него год. На самом-то деле времени прошло больше, но проще это считать годом, по-школьному, – отгородиться от этого кошмара, расценивать его как обособленный отрезок времени, ни с чем больше не связанный. Бен сутками просиживал перед телевизором, хоть и не мог больше смотреть передачу Элинор, где звезды узнавали о своих корнях. Сколько бы ни повторяла Элинор мягким западным говорком, что передача дурацкая, зрителям все равно она нравилась – люди с радостью смотрели часовой выпуск лишь ради того, чтобы узнать, что Гарри Конник Младший – дальний потомок Буффало Билла.[2]
Он снова начал курить, глотать всякую химию – исключительно таблетки, ничего запрещенного, он же взрослый, ответственный человек. А все Стивен – светловолосый, с детской мордашкой, зачастил к нему с пламенными речами против преемницы Бена, с уверениями, что без него все разваливается. С идеями новых совместных проектов: подкаст, интернет-сериал, богатенький парниша, к которому можно обратиться за деньгами, хоть Стивен и не уточнял когда. «После фестивалей», – говорил он уклончиво.
Бен всегда умел найти подход к богачам. Этого требовала его прежняя работа – умения очаровать, подольститься к толстосумам, чьи дома появляются на страницах журнала: твоя задача – придать их жизни глубину, утонченность, а они в долгу не останутся – или денег пожертвуют, или вступят в совет директоров, упрочив вашу связь. Богатые внушают чувство, что ничего невозможного нет, ведь для них это так и есть. Если крутишься с ними рядом, то проникаешься верой в изначальную доброту мира, чувствуешь себя избранным, неуязвимым. Бен тоже поддался магии денег – верил, даже после всего, что ему не дадут пропасть. Но все эти люди куда-то делись, лишь один член совета директоров замолвил Артуру словечко за Бена, порекомендовал его как редактора – из чувства справедливости. Или жалости.
Встречи со Стивеном воодушевляли Бена – они строили планы, а в пепельнице потихоньку росла гора окурков. А после ухода Стивена наваливалась тоска. Нельзя ему курить, не стоит водиться с юнцами чуть за двадцать. Голова гудела, будто стянутая обручем, всплывали обрывки песен, Бен напевал вслух и улыбался.
Однажды он ездил вечерним экспрессом на встречу с другом юности, пропустить по стаканчику. Друг якобы предлагал ему работу, но Бен знал, что это всего лишь видимость, у работодателей он в черном списке. Надолго ли? Кто-то наверняка знает, держит в уме определенный срок, в зависимости от того, насколько серьезны его прегрешения, – но, так или иначе, ему ничего не говорят.
Он опаздывал, бежал задыхаясь, перепрыгивая через две ступеньки. Миновав турникет, он облегченно вздохнул: поезд еще стоял у платформы. Двери были закрыты – черт! – но вдруг открылись, издав что-то вроде натужного вздоха. Отлично! Но тут Бен понял: он на платформе один и вагон пустой. Его охватил ужас. Бен решил уехать следующим, вот и все. Но поезд не отправлялся, так и стоял с открытыми дверьми у перрона. Бен смутно чувствовал: садиться в вагон нельзя. Поезд ждет только его одного. Сесть на него – значит покинуть этот мир и очутиться в другом, чуждом. Бред, конечно, – мало ли почему он задерживается, – но поезд стоял очень долго, не трогался, и страх в душе Бена нарастал с каждой секундой. Поезд не тронется, пока он не сядет. Бен точно это знал. Оранжевые кресла были ярко освещены, кондуктор стоял к Бену спиной, это и было почему-то страшнее всего, кондуктор без лица.
2
Гарри Конник Младший (р. 1967) – американский джазовый певец и актер, его иногда называют «новым Синатрой». Буффало Билл (настоящее имя Уильям Ф. Коди, 1846–1917) – антрепренер и устроитель представления «Дикий Запад», с которым он объездил всю Америку, внес заметный вклад в истребление бизонов, поставляя мясо железнодорожным компаниям.