«СТОП! — кричит режиссер. — Все сначала! Я не против, что у вас убежал кофе и его вулканические выбросы почти затушили газ, но я не допущу, чтобы героиня целовалась с ножом в руке. Это скорее пристало леди Макбет».
«Все сначала», — повторяет режиссер. И помреж вытирает залитую кофе конфорку, а гримерша заново подкрашивает мои губы. «Хорошо», — отвечаем мы, но действительно ли мы хотим сказать: «С удовольствием»? И помреж снова ставит на плиту кофейник и проверяет газ, а ассистент спрашивает: «Готовы?» Мы киваем и отворачиваемся друг от друга. Хлопушка с длинным числом показывает, сколько раз этот эпизод под названием «А знаешь что?» уже прогонялся у меня в голове. Я бы охотно перерезала весь хлеб в ближайшей булочной или выкинула бы другой фортель (пусть даже доведя режиссера до белого каления), только бы мне позволили сказать: «А знаешь что? Ты просто замечательный».
Я не претендую на то, что сделаю это идеально, как не претендую на получение Золотой пальмовой ветви в Каннах. Я лишь хотела бы иметь возможность сыграть эту сцену.
А знаешь что, Жан-Люк?.. Теперь ты знаешь, какие слова неотступно звучат у меня в голове и заставляют ликовать.
Дельфина.
Дорогая моя!
А ты, оказывается, чудачка. Но это прекрасно, и я не мог не порадоваться твоему «хлопушкиному» письму. Что оно хлопушкино, было видно уже по конверту с его разноцветными полосками по краям.
И все-таки кто ты такая, Дельфина? Чем занимаешься, когда не сочиняешь письма ко мне? Как выглядишь?
С помощью нашей удивительной игры я знакомлюсь с женщиной, изучаю ее, однако мне хотелось бы знать о ней больше. Тебе ведь известно, как выгляжу я, — из каталога. Я бы тоже хотел правильно представлять тебя. Неужели у меня слишком большие запросы?
Я уже жалею о том, что расписывал тебе твой воображаемый образ… может, ты поэтому отказываешься прислать фотографию подлинной Дельфины? Я отлично понимаю, что ты не похожа на ту, какую я себе придумал. Может, ты боишься разочаровать меня? Может, ты не считаешь себя достаточно красивой, достаточно стройной? Может, тебе не нравятся твои груди и ты считаешь их слишком большими или слишком маленькими? Откуда мне знать, что ты там считаешь? Почему женщина вечно устраивает над собой мазохистский самосуд, за которым прячет свою красоту? Могу признаться, Дельфина, что я был знаком со многими женщинами… красивыми женщинами. И ни одна из них не позволяла себе быть довольной своей большой или маленькой грудью, своими прямыми или вьющимися волосами, ни одна из них не была довольна собственной внешностью.
И все же уверяю тебя — ты красива, иначе ты не могла бы писать таких писем. Ты безусловно красива, поскольку об этом свидетельствуют твои послания — плод твоих размышлений и твоей тоски, взращенный внутри тебя и явленный миру благодаря твоему перу.
Сам я никогда не был красавцем: ты видела меня и на сравнительно недавней фотографии, и на той, где я снялся в Венеции в период своей одинокой юности. Ты знаешь, как выгляжу я, и можешь спокойно прислать мне свой снимок, поскольку ясно, что на упорное продолжение переписки тебя едва ли подвигла моя внешность.
Мы могли бы поиграть и в другую игру: я мог бы послать тебе фото человека, на которого хочу походить. Не исключено, что это лучше раскрыло бы мою суть. Такая игра была бы вполне в духе нашей переписки, поскольку в письмах друг к другу мы стараемся показать себя с той стороны, которая больше нравится нам самим, в том ракурсе, который больше устраивает нас. Кто знает, может, встретившись, мы бы не признали один другого? И не потому, что сочиняем про себя небылицы, а потому, что переписываемся в ином — волшебном — измерении, словно укрывшись в пещере грез. Может, за пределами этой сказочной пещеры ты бы просто-напросто не узнала меня?
Кого бы я выбрал?
Из мужских образов мне всегда нравился Хамфри Богарт[7], вроде бы холодный и в то же время наделенный сильными чувствами. А еще меня всегда забавляла мысль о том, что ему приходилось вставать на ящик, чтобы поцеловать Лорен Баколл[8]. Потом они все равно поженились, и не перед стрекочущей камерой, а в так называемой «реальной жизни». И едва ли он таскал за собой этот ящик, верно? Видимо, ей нравилось, что он ниже ее ростом, да и он, похоже, гордился тем, что ему, коротышке, удалось заполучить такую даму. Сам я тоже не вышел ростом и часто задумывался над тем, почему мужчина с высокой женой становится предметом насмешек — и, как ему кажется, вполне заслуженно. Ведь иметь большую машину, большую яхту, большой дом, большую собаку считается престижным, поскольку обладание ими означает: «Смотрите-ка, что я отхватил!» Почему же менее достойно иметь жену, которая на 15 сантиметров выше тебя?