Я переворачиваю его, чтобы посмотреть, как он застегивается, и обнаруживаю, что задняя сторона тоже гладкая. Хм, приподняв его, я поворачиваю его туда-сюда, наблюдая за игрой света на нем. Завораживает то, как свет преломляется, когда попадает на него. Как будто он покрыт маслянистым веществом, которое переливается разными цветами. Позади меня о стену ударяется стул, а затем я оказываюсь в объятиях, и меня разворачивают. Слова льются изо рта мужчины: резкие, грубые, все с растянутыми звуками «с».
Адреналин проникает в мое тело. Мое сердце бьется в два раза быстрее, а мышцы дрожат от желания бежать. Говоря, он качает головой. Грубо схватив мои запястья одной рукой, он поднимает мои руки над головой, заставляя встать на цыпочки. Он отбирает у меня значок и машет им перед моим лицом, продолжая быстро говорить.
— Я не понимаю, — говорю я со слезами на глазах.
Я изо всех сил стараюсь сдержать их. Он притягивает меня ближе, заставляя двигаться к нему на цыпочках. Он трясет меня, не сильно, но достаточно ощутимо, что становится страшно. Он продолжает говорить, но языковой барьер мешает понять сказанное.
— Прости, — говорю я, чувствуя, как первая слеза скатывается по моей щеке.
Он замолкает, и кажется, что он смотрит на слезу. Мое сердце колотится, когда я хватаю ртом воздух, и жду, что будет дальше. Я полностью под его контролем, и этот факт впервые по-настоящему поражает меня. Я не знаю, где мы, как вернуться к моим друзьям, есть ли у меня какая-либо возможность выжить здесь, не завися от него. Что-то меняется в его лице. Я не могу точно сказать про что-то одно, но эмоции сменяют друг друга, переходя от злости к чему-то похожему на сожаление. Он отступает на шаг, оставляя между нами небольшое пространство, затем опускает руку, пока я не встаю на ноги. Только тогда он отпускает мои запястья.
Он что-то говорит, его голос мягок, и он не смотрит мне в глаза. Он поднимает значок, машет им, потом качает головой, все время глядя вниз. Он пожимает плечами, затем проходит мимо меня и берет шкатулку, из которой я достала значок. Пока я наблюдаю, он осторожно кладет значок обратно в шкатулку, закрывает ее, затем кладет на нее руку и наклоняет голову.
Неужели это какая-то реликвилия? Или какой-то религиозный артефакт? Если бы он не был пришельцем, да еще и походим на дракона, я бы подумала, что он молится. Молятся ли инопланетные драконы? Он поднимает шкатулку, и от него явно исходит благоговение к этому предмету. Он поворачивается ко мне, что-то говорит, не поднимая глаз, потом качает головой. Он держит шкатулку между нами, произносит то же самое, качая головой из стороны в сторону, чтобы донести до меня смысл своих слов, а потом разворачивается и подходит к столу. Он садится, поставив шкатул подальше от себя под самую стенку.
— Ну, тогда ладно, — вздохнув, говорю я. — Это было занятно.
Он ничего не говорит, но бросает на меня быстрый взгляд.
— Есть еще что-нибудь, к чему мне нельзя прикасаться? — спрашиваю я.
Он берет тюбик, потом тряпку, обмакивает ее в пасту и начинает полировать. Мой живот громко урчит, и он останавливается на середине движения.
— Да, эм, еда? — спрашиваю я, изображая, как что-то ем, когда он смотрит в мою сторону.
Он что-то говорит, и это звучит как вопрос. Во всяком случае, в конце есть вопросительная интонация.
— Еда? — снова спрашиваю я, изображая жестами «У тебя есть что-нибудь вкусненького?»
Я улыбаюсь, надеясь снять оставшееся напряжение из-за того, что, черт возьми, только что произошло. Он повторяет тот же вопрос. Ну, для меня это звучит как «тот же самый», так что я предполагаю, что так оно и есть. Я похлопываю себя по животу, изображаю, что ем, потом снова спрашиваю. Медленно он произносит это слово.
— Ееедааа, — говорит он.
Я с энтузиазмом киваю.
— Да!
Он похлопывает себя по животу, затем изображает, что ест точно так же, как я минуту назад, и я подбадриваю его более восторженным кивком. Кажется, он понял мои намерения, когда встал и подошел к сундуку, который я еще не успела исследовать. Хотя, вспомнив о шкатулке, которую я открыла, возможно, мне следует избегать всего, что закрыто. Он открывает сундук, и мой желудок снова урчит, когда запах пищи заполняет пространство.