Но у меня это известие вызвало жуткий страх. Я в одиночном катании всегда выступала под классику, а последняя моя произвольная программа вообще исполнялась под орган. Правда, в коротких программах я чаще всего использовала цыганские мелодии. Но чтобы Чаплин, чарльстон – такого мне еще никто не предлагал, и, честно говоря, я была в ужасе: что же у меня получится? Когда мы вышли на лед и начали что-то пробовать, Андрюша заразился этой идеей сразу, к такой музыке он как танцор привык. Даже чарльстон, оказывается, в какой-то программе прежде катал. Поэтому он очень легко все схватывал. А я? Я с большим удивлением смотрела на него. Он шутил, подпрыгивал, бегал, я же никак не могла выйти из оцепенения, но потом тоже вошла во вкус. Мы хохмили и сами смеялись над своими шутками, что очень нравилось Татьяне Анатольевне и Елене Матвеевне. Это время, пока ставили произвольный танец, осталось в памяти как время постоянного веселья.
Они то хвалили нас, то подзадоривали, и танец рождался вроде бы сам собой, без натуги. Его поставили за пять дней. Могли бы и быстрее, но во время работы над последней частью Андрюша пропорол мне ногу. У меня сейчас обе надкостницы насквозь пробиты, но первую травму я получила на этой программе. В ней была такая заводная пробежка, Андрей увлекся, разошелся и как саданул мне коньком по ноге…
Последняя часть, кстати, рождалась дольше первых трех. Так всегда потом будет складываться – вроде раз, и все готово, только никак не получается конец, а иногда – начало.
После отпуска мы приехали в Томск. Вчерне мы уже все разобрали, не освоенным до конца остался кусочек из медленной части: как мне на партнера запрыгивать и как с него падать. Я не могу сказать, что способна сейчас, двадцать с лишним лет спустя, протанцевать «Чаплина», но какие-то ключевые моменты танца помню прекрасно. Обидно, но танец не заснят, видеоаппаратура в стране тогда только-только появилась.
В Томске, когда началась настоящая накатка, Андрюшке стало плохо. Уже никто не хохмил, приходилось работать, и много работать. Мы катали, и не раз за тренировку, по две части сразу – это всегда тяжело, но особенно когда ты в самом начале сезона. Морально я себя чувствовала куда лучше Андрея. Все для меня внове, все нравится, от программы я в восторге. Привычка много работать и полная раскованность у меня в отличие от Андрея тоже сказались.
То лето в Томске запомнилось мне еще и созданием показательного танца, наверное, одного из самых лучших у нас. Я долго мечтала его повторить, хотя сейчас он, наверное, выглядел бы странно. Танец условно назывался «Мираж». Елена Матвеевна во время перерыва показала нам его романтический рисунок, но, как мне кажется, придумала его Татьяна Анатольевна, чтобы отвлечь нас от произвольной программы, создать некий контраст с веселыми движениями «Чаплина».
Много лет спустя я случайно наткнулась на эту довольно популярную музыку, и мне так захотелось закружиться снова. На первом нашем чемпионате мира в Вене мы во время показательных выступлений продемонстрировали наш «Мираж», но тогда он не прозвучал, наверное, мы до него еще не доросли. Прием из этого танца – будто выходишь из-за стены – позже использовали многие.
Я даже не вспоминала о своем одиночном прошлом, но сообщение, что мы в апреле едем на чемпионат мира в Вену, для меня прозвучало ошеломляюще. В тот год я начала резко поправляться. Какой-то кошмар, ничего не помогало, я не знала, что с собой делать, Татьяна Анатольевна ругала меня страшными словами. До определенного возраста обычно все фигуристки пухленькие, потом, как правило, вес приходит в норму.
Выступили мы на первом своем чемпионате неважно. Плохо откатали обязательную программу, Андрюша цеплялся ногами за борта. Одна оставалась надежда – не опозориться бы на произвольном танце. К счастью, мы откатали его так, как никогда. Нас заметили, несмотря на десятое место, далекое от призового, пригласили на показательные выступления. Я испытала настоящее счастье.
Андрей. Поездка на чемпионат в Вену на меня свалилась, как подарок судьбы. И двух лет не прошло, как мы с Наташей оказались в паре, и решение тренерского совета – заслуженное или, как кто-то считал, незаслуженное – мною воспринималось как награда за огромный труд. Тренировались мы много, по восемь часов в сутки, до изнеможения…
Мне все нравилось на чемпионате. Я и раньше ездил на международные состязания, но не такого ранга. Опекал меня Андрей Миненков, мы с ним вместе тренировались. Я держался все время при нем, внимательно прислушиваясь ко всем его высказываниям. Прошли мимо американцы в одинаковых красных куртках, Андрей со знанием дела говорит: «Да, новую форму себе сделали для чемпионата, вот это подход к делу». А мы приехали кто в чем, хотя каждый, конечно, взял с собой самые красивые вещи. Потом оказалось, куртки, что на американцах, бесплатно выдают всем участникам чемпионата. «Вот что значит мировое первенство, – размышлял я, – не успел приехать, уже подарки. Праздник». Но уже со второго своего чемпионата и до последнего, десятого, я уже так не думал. Нас поселили в дорогом красивом отеле, рядом старый парк с конюшнями, где проводились соревнования по выездке. Мы с Андреем гуляли в парке, и я как откровение воспринимал от него то, что и сам уже давно знал: перед соревнованиями надо подышать, после обеда – погулять, а потом – поспать.