Тут в его душу вкралось некое подозрение. Показалось ему, видите ли, что он в этой выразительной фиге опознал чей-то творческий почерк!
— Только один человек в мире способен таскать фигу в футляре от скрипки! — так заявил Шурик. — И только один человек в мире способен тратить время и энергию, чтобы такую дрянь изготовить!
В ответ он получил лишь задумчивое «Х-м-м…»
Так вот, смотрел Шурик на этот футляр, смотрел, и напала на него страсть к порядку. То есть, по-настоящему-то она на него напала лет пятнадцать назад, но вспышка произошла именно в тот миг. То есть — раз подозрительный футляр взяли с подоконника, то и положить его нужно обратно на подоконник. А то непорядок получается.
И следует учесть, что к появлению фиги имеет какое-то невразумительное отношение Дружок.
Фига-то весьма ехидно явилась Балаболу аккурат заместо парабеллума!
Шурик, продолжая соображать, куда, к чертям собачьим, подевался Балабол, закрыл футляр, вышел из-под навеса и исправно сунул фигу на указанное Балаболом место. Совершив это, он неслышно вернулся под навес.
Возможно, Шурик и знает тайну бесшумной кошачьей поступи. Возможно… У меня до сих пор возникали сравнения совсем с другими животными. А если спросить Шуриковых соседей снизу, они наверняка добавят к этому зоопарку и доисторическую вымершую живность, которая, как известно, еле таскала собственные центнеры и тонны.
Ладно, не в этом дело. Шурик, подходя к окну, затаил дыхание и прислушался. В комнате было абсолютно темно и даже дыхания не слышалось. Он специально несколько секунд простоял у стенки, ожидая вдоха или выдоха. Опятъ же, если бы кто-то там завалился спать, то закрыл бы окно от комаров.
В общем, вернулся Шурик под навес, присел на лавку возле дощатого стола, заваленного инструментами, среди которых только что валялся футляр, и невольно уставился на то самое окно. Просто оно оттуда просматривалось.
А на подоконнике уже не было футляра.
— Я впервые в жизни всерьез подумал о нечистой силе, — сказал Шурик.
А поди знай, на что способна нечистая сила, да еще с парабеллумом в когтистой лапе…
Пребывая в некоторой ошарашенности, Шурик даже не сразу обратил внимание на странный шум у себя за спиной. Зазевался. Да и не ждал подвоха с той стороны. Перестрелка должна была завязаться на даче, где болтался парень в чулке. А здесь — навес, загроможденный всякой дрянью, к которой Балабол добавил коробок с утюгами. Здесь место безопасное…
Когда же он наконец вздрогнул и обернулся, то и самое страшное уже окончилось. Балабол слез с забора.
И только тут Шурик объяснил, что навес простирался от стенки сарайчика, где рыдала Аська, почти до самого забора, и даже более того — другой забор, составляющий границу между владениями Фреда и соседским огородом, был, так сказать, задней стенкой поднавесного пространства. А тот, первый, забор отделял территорию дачи от переулка.
Видя, что я хлопаю глазами, Шурик взял бумагу, авторучку и нарисовал большой квадрат. Примерно посередине он пересек его волнистой линией и сказал, что это — канава. Перпендикулярно канаве он провел дорожку от калитки к даче. Дачу он разместил в меньшей части квадрата. Указал скамью на берегу канавы и особо — яблоню с пугалом. Справа изобразил ворота и загородивший их «форд-таунус», а слева — замыкающий ряд сарайчиков навес. Стрелкой, нацененной в угол квадрата, он отметил место, где Балабол обнаружил впотьмах удобный перелаз. Он был как раз на грани между двумя заборами.
Но Балабол обнаружил не только это!
— Слушай! — прошептал он. — Ты не поверишь — я мотоцикл нашел!
— Какой еще мотоцикл? — изумился Шурик, и из головы у него сразу вылетела вся заготовленная для Балабола нотация.
— Обычный, с коляской!
— Ты с ума сошел… — не врубаясь, ответил на это Шурик. Какие, в самом деле, мотоциклы в колясками, когда сейчас выстрелы грянут и нечистая сила разгулялась?
Оказалось, Балабол вовсе не сошел с ума. Просто его природная простота оказалась мудрее Шурикова разума.
Балабол не мог держать в голове две мысли одновременно.
Думать про Дружка, парня в чулке и Аську, с одной стороны, и родимые утюги, с другой стороны, было выше его сил. Поэтому он полностью пренебрег Дружком, убийцей и Аськой, сосредоточиваясь на утюгах. То есть три вышеперечисленные персоны для него как бы перестали существовать.
Вытащив приличное количество коробок, Балабол решил переволочь их через забор и в переулок, а там уже выскакивать на шоссе, ловить первую попавшуюся машину, соблазнять шофера и так далее. Он, пока Шурик бродил на четвереньках, освоил перелаз и действительно выволок партию коробок.
Переулок был весь в кустах. Балабол решил донести коробки до шоссе и вернуться за следующей партией. Но, возвращаясь, он увидел припаркованный за кустами мотоцикл.
Как сюда попала техника, кто ее хозяин — Балабол не понял. Обычно здешние хозяева загоняют транспорт на ночь во двор. Тут же даже калитки поблизости не было, одни заборы и кусты. Мотоцикл неприкаянно торчал под кустом. В окрестностях признаки жизни подавала только та дача, где колобродила Аська. И любой нормальный человек бы задумался, прежде чем прикасаться к этому мотоциклу.
Но Балабол знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть — к утюгам. Он поэтому взял мотоцикл за рога и подогнал его к перелазу. Больше всего его радовало, что мотоцикл — с коляской.
— У этого мотоцикла наверняка есть хозяин, — уже догадываясь, кто этот хозяин, сказал Шурик.
— Какой, к бесу, хозяин! — разъярился Балабол. — Хозяин спит давно!
Шурик покрутил пальцем у виска.
Тут Балабол понес околесицу. Мол, это мотоцикл одного из тех товарищей, что сейчас укладываются спать на даче. Возможно, это личный транспорт алкаша или йога, с которым сталкивался Шурик. Поскольку в гамаке пусто, алкаш спит где-нибудь на даче. А йог пьет шампанское! И, стало быть, взять мотоцикл — не грех. У него сперли утюги — и он имеет право спереть мотоцикл!
Шурик понял, что сейчас его заставят перекидывать через забор ящики с утюгами. И они какое-то время пререкались, пока Шурик не отказался наотрез увозить утюги на мотоцикле.
Он со всем доступным ему артистизмом изобразил Балаболу, как затарахтит мотоцикл и как из дачи выбежит ее преступное население. Равным образом он усомнился в емкости коляски.
Балабол по ту сторону забора сунул руку в коляску, чтобы понять, какая она изнутри, и на полуслове онемел.
— Ты чего? — обеспокоился Шурик. Когда немеют балаболы — это дурной знак, так он охарактеризовал ситуацию. Но знак оказался не столько дурным, сколько мистическим.
Балабол извлек из коляски скрипичный футляр.
— Дружок!.. — без голоса прошептал Шурик. Балабол откинул крышку.
Скрипка была, парабеллума не было.
Шурик и Балабол уставились друг на друга. — Это не он! — уверенно сказал Балабол, — Гляди, футляр большой, скрипка маленькая.
— Ты уверен? — спросил Шурик. — Ты видел, какая скрипка лежала в футляре? Ты точно помнишь, что тот футляр соответствовал той скрипке?
— Зануда, — ответил на это Балабол. И был совершенно прав. Он положил футляр со скрипкой на сиденье и молча принялся загружать утюгами коляску.
— Ты водить-то его хоть умеешь? — безнадежно спросил Шурик.
— За рога умею.
— Так его до города поведешь?
— Поведу. Ты бы лучше веревку какую под навесом поискал. Потом целый ящик перетащим, поставим на коляску и привяжем.
Шурик уже почти поверил в успех балабольской затеи, но тут раздался голос.
— Но второй год т-тренировок должен быть жестким! — ни с того ни с сего, но очень убежденно произнес этот решительный голос.
— Отбой! — прошептал Шурик. — Это алкаш. Который с березой обнимался.
— Но второй год тренировок должен быть жестким! — повторил, обращаясь к пространству, алкаш и показался из-за угла дачи.