Шурик просто последовал за Балаболом, чтобы спросить: а что он впряжет в прицеп? Сам себя?
— Мотоцикл, — мрачно отвечал Балабол, методически прощупывая забор. — Ведь ее все равно убили… И никто не знал, что она приехала на мотоцикле. Они же пока милицию вызовут, пока что…
Тут Балабол замер, исследуя забор.
— Диагональная перекладина! — вдруг объявил он. — Эта стерва была права! Вот ведьма! Вот зараза!
Шурик простил ему ругань за неподдельное восхищение в голосе. Аська оказалась права — осталось лишь распахнуть ворота.
Но дергать в темноте гвозди — сомнительное удовольствие.
Шурик с большим юмором описал, как он щелкал зажигалкой, а Балабол орудовал клещами. Когда же их терпение иссякло, Балабол просто навалился могучим плечом — и отжал одну створку ворот. Со второй было уже как-то проще.
Он вышел в переулок и вернулся растерянный.
— Слушай, мотоцикл пропал!
— Вовремя… — проворчал Шурик.
Надо сказать, что все это время, параллельно разговорам и поступкам, он жевал свои бутерброды. Теперь ему захотелось горячего чаю и спать. Он так привык — вечером бутерброды, чай и спать.
Балабол стоял столбом, пожимал плечами и разводил руками. При этом он еще недоуменно хмыкал. Вроде бы шума от мотоцикла не было, куда же он подевался? И не покойница же его угнала!
— Это был мотоцикл того парня в чулке, — сказал ему Шурик, чтобы прекратить это обалдение. — Он убил твою даму и смылся. Все очень просто. Сейчас явится Аська, и мы тоже смоемся.
— А утюги? — резонно спросил Балабол. — Без утюгов я не уйду. Это мои утюги!
— Вот так и скажи Фреду, когда он здесь тебя найдет, — посоветовал Шурик.
Тут он подумал, что Аська уж слишком долго забирает свой плащ.
— Дай-ка я схожу в разведку, — сказал он Балаболу. — Что-то там этакое случилось…
И пошел вдоль дачи, ища освещенное окно, за которым хоть что-то происходило бы.
И он-таки увидел занятную картину!
Аська в плаще стояла у камина и мотала головой так, что чуть серьги от ушей не отрывались. Фред перед ней потрясал пестрым халатом. Кто-то еще тыкал ей в нос Дружка. Правда, женского трупа на полу не было, но его, возможно, положили в какой-то из комнат.
Йог путался в ногах, пытался заслонить собой Аську, но его отпихивали. И галдеж был невообразимый, Шурик ни слова понять не мог.
Мой пузатый друг — технарь. То есть техника для него — верховный судья во всех вопросах. Он мог вооружиться поленом и кинуться отбивать Аську. Мог он и обстрелять поленьями крутых мужиков издали. Но такие героические решения технарям в голову не приходят. Шурик сообразил, что нужно попросту вырубить на даче свет. А в темноте и Аська выскочит, и сами они больше будут озабочены стихийным бедствием, чем погоней.
Шурик со всех ног понесся к кухне. Пробки могли быть только там.
Пользуясь тем, что все собрались в холле и орут на Аську, Шурик зажег свет и нашел счетчик. Через секунду действительно воцарился полнейший мрак.
Шурик наощупь сполз с крыльца, вжался в стенку и прождал ровно шесть секунд.
На крыльце появилась Аська.
Шурик отлепился от стены, и она увидела мужской силуэт.
— С дороги! Стреляю! — отчаянным шепотом скомандовала Аська, и Шурик понял, что она держит у бедра парабеллум. Не увидел, а именно понял шестым чувством. Он, очевидно, уже по запаху мог опознать Дружка.
— Да я это, я! — прошептал он. — Бежим! Мы ворота открыли!
Взявшись за руки, Шурик с Аськой подбежали к навесу, а там обнаружили озадаченного Балабола.
— Ребята, без шуму не выберемся, — сказал им Балабол. — Вы посмотрите, какие кусты! Треску будет!..
— Так что же делать? — спросил Шурик. Очень жаль, что никто ему не ответил: «Снять штаны и бегать!» Это было бы очень кстати и вовремя.
Аська презрительно посмотрела на Балабола, а Балабол с детской надеждой уставился на Шурика.
— Надо отвлечь их внимание, — сказал Шурик и вопросительно посмотрел на Аську. Только она могла сейчас принять огонь на себя. Она могла мелькнуть на другом конце сада. В конце концов, только она уже познакомилась с акулой, покрытой шерстью. И ей, как женщине, грозила в основном матерщина.
— Не-а! — мотая головой, ехидно отреклась Аська.
Больше она ни слова не сказала, но Шурик понял по ее ехидству — фиг она оставит утюги наедине с Балаболом! Балабол даст деру вместе с прицепом, потому что Шурику за ним неугнаться. На этом Балаболе пахать можно, он и запряженный побежит не хуже спринтера. А утюги-то Аськины! И балабольская репутация сомнений не вызывает.
Шурик посмотрел на Балабола.
Тот молча помотал головой. Он сомневался, что Аська может на себе уволочь прицеп, но знал, что, разъяренная, она способна на все. Вот даст деру вместе с кровным родственником и кровными утюгами, пока Балабол совершает отвлекающие маневры, и объясняй потом с умным видом, какие лошадиные силы она умудрилась впрячь в прицеп!
Шурик задумался.
И он удивительно быстро нашел выход из положения.
— Я вообще неплохо соображаю, — скромно похвалил себя Шурик, чтобы у меня не возникло сомнений в финале рассказа. — Я стал думать: а какая смертельная опасность может их всех разом выманить с дачи и отвести на такое расстояние, чтобы они не слышали нашего шума? И вспомнил, что с одной смертельной опасностью уже имел сегодня дело.
— Дай зажигалку! — решительно сказал он Балаболу.
Балабол вытянул заодно из кармана и смятые сигареты.
Шурик выразительно посмотрел на него, взял зажигалку и принял старт. Насчет того, что они воспользуются возможностью, он не сомневался. Аська не позволила бы Балаболу зевать по сторонам. Да и не было времени разжевывать план — на кухне уже, ругаясь, лезли в счетчик, а аккуратный Шурик, вывернув пробки, уложил их на видном месте.
Он кустами дошел до канавы, с грехом пополам через нее переправился и, пригибаясь, побежал к центру клубничника — туда, где стояла под огородным пугалом резная скамья.
Наломав с кустов сухих веток, сунув туда же обрывки старой газеты, Шурик соорудил бикфордов шнур, ведущий к пугалу, надергав для этого в придачу тряпочек и клочьев ваты из пугальского лапсердака. Затем он поджег веточку и разломал зажигалку. Сбрызнув лапсердак и бикфордов шнур бензином, Шурик поджег свое изобретение и отступил к калитке. Оставив ее открытой, он вышел и оттуда уж заорал как резаный.
То есть сперва он хотел заорать: «Пожар!!!», но потом понял, что это уже какая-то чушь. Случайный прохожий, что ли, орет на всякий случай? Ведь на даче-то — темно, поди знай, есть ли там кто. А привлечь внимание к пугалу требовалось. И он предпочел полный смертной тоски вопль, что-то вроде моих «Кья-а-а!», но только без моего оптимизма.
Два последующих дня у него от этого вопля болело горло. Поэтому он и не звал меня в гости — похвастаться своими похождениями. Он не хотел насиловать себя долгим рассказом. Шурик вообще очень себя холит и лелеет.
Вопль на даче услышали. Вдруг там вспыхнул свет и замелькали тени. Контрабандисты понеслись к пугалу.
Оно весело полыхало.
Собственно, ценности в пугале не было никакой. При других обстоятельствах можно было решить, что это пацанва балуется, и послать кого-то одного, чтобы открутил пугало от яблони и утопил в канаве. Но уж больно много необъяснимых событий стряслось за последние несколько часов на даче. Полыхающее пугало и предсмертный вой — это было нелепо и оттого еще более жутко.
Надо сказать, Шурик не стал углубляться в философию. Он просто вспомнил, как сегодня блуждал по подвалу, не более. Научную базу под свой вопль он подводил уже потом, за кружкой чая и бутербродами с сыром. А тогда он безумно обрадовался, что вся команда понеслась спасать пугало, и побежал к распахнутым воротам со стороны переулка, пригибаясь — как будто он мог скрыться за джунглями благоухающих флоксов!