Я ошалело смотрел на него. «Ну и сволочь!» – билась в висках единственная мысль, вытесняя все остальные. Потрясающая, абсолютная сволочь.
– Вы не в своем уме, – сказал я наконец.
– В своем, в своем, – благодушно улыбнулся диктатор. – Вы ведь, по сути, чиновник, господин посол. Так, никто – мелкая партийная сошка, винтик. Я предлагаю вам неограниченное богатство и власть. Любые капризы, любые желания, любые женщины – всё, что пожелаете.
Я с трудом унял злость.
– И что же будет, если я не соглашусь? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал бесстрастно.
– Вы не догадываетесь?
– Допустим, нет.
– Тогда мне придется взять грех на душу и рискнуть. Я уничтожу вас. Смету ваш кордон с перешейка и утоплю в море.
– Вы не осмелитесь, – бросил я. – За нас отомстят раньше, чем вы успеете порадоваться, что нас больше нет.
– Ну-ну, – диктатор поднялся. – Не осмелюсь, говорите? Возможно, вы правы. А возможно, и нет. Какое дело Советскому Союзу до вас и горстки ваших людишек, посол? У вашей страны мало других забот? Да, СССР, конечно, превосходит нас в технологиях. Но вот захотят ли из-за вас со мной связываться? Думаю – нет. Тем более что я извинюсь. Выражу, так сказать, соболезнования. Пойду на уступки.
– Вы ошибаетесь, – сказал я. – Из-за меня как такового ничего, конечно же, не затеют. Затеют по другой причине. Из принципа.
– Что ж, – Штольц прошагал к двери, распахнул ее. – Не смею задерживать, господин полномочный представитель. Рекомендую вам подумать. Время есть. Скажем, месяц. Или даже два. Устроит вас два месяца? Погостите у нас, поразвлекайтесь. Оцените нарсийское гостеприимство. Не каждый может похвастаться, что в постели у него символ нации.
6. Лаура
Ночь вытянулась в струну и рассеялась в пепельно-белесое утро. Сладковатый запах цветов смешался с туманом и вполз в раскрытое окно. Я проснулась ни свет ни заря, лежала и прислушивалась. Внизу позвякивала посудой кухарка. На улице просигналил автомобиль молочника. Я прислушивалась к новому дню и к радости, нарастающей медленными аккордами где-то внутри. Неделя… Осталась всего лишь неделя, а потом прилетает Олег.
– Олег, – его имя так вкусно перекатывается между языком и нёбом.
В соседней спальне послышались шаги мужа. Я зарылась лицом в подушку – притворилась на всякий случай спящей. Дверь отворилась.
– Лаура, жду тебя в столовой. Не проспи завтрак.
Я поморщилась и не стала отвечать. Странная у супруга блажь – я должна завтракать вместе с ним. Можно подумать, без меня у него испортится аппетит…
Когда я спустилась, Лоренцо уже сидел на обычном месте во главе стола. При виде меня он нахмурился.
– Лаура, что это за непотребно короткое платье?
– Домашнее, дорогой.
– В нем же нельзя ни присесть, ни наклониться…
В столовую вплыла горничная с подносом, и Лоренцо умолк.
Я посмотрела на часы, висящие на стене напротив. Еще сорок минут его присутствия. Лоренцо развернул газету и принялся изучать новости.
– Оборонительная мощь растет… Угрозы Нарсии – фикция… Саулия готова к вторжению северян, – зачитал заголовки муж и свернул газету. – Сказки всё это, – убежденно заявил он. – Не будет никакого вторжения. А если будет, то мы мигом с ними управимся.
Лоренцо, пусть и заведовал департаментом образования, о войне поговорить любил. И сейчас завелся.
– … С нашим климатом, с нашими ресурсами, с такой армией… Растопчем этот северный сброд в три дня, пискнуть не успеют.
Я кивала время от времени. На ум пришел недельной давности разговор у жены министра здравоохранения. Сидевший в роскошной гостиной военный совершенно не вязался с изысканной обстановкой. Грубоватый полковник напоминал медведя, забавы ради усаженного на диванчик. Кто-то из гостей поинтересовался, что тот думает о войне.
– Нас размажут в кровавую кашу, – отозвался полковник. – Парады и мундиры не заменят техники. Мы отстаем, черт побери, они обогнали нас на поколение. Эти идиоты в министерствах, у которых на плечах задницы, думают, что пронесет. Что можно и дальше бить баклуши, потому что нас больше и мы богаче. Дудки! У нарсийцев тотальная мобилизация и ядерные боеголовки, а у нас никудышная система ПВО и тотальная болтовня.
Мужчины загомонили возмущенно: «А как же армия? А оборонная программа? А что же в газетах…»
– Газеты, разумеется, врут. Как обычно.
– Вы ошибаетесь, полковник, – встрял министр. – В правительстве знают, что делают. СССР не допустит войны.
– СССР, – насмешливо повторил полковник. – Коммунисты. Да что им за дело до нас. Попомните мои слова, господа, – нас ждет война. Экспансия, к которой мы не готовы.
Нет! Не может такого быть! Полковник ничего не знает о Советском Союзе. О русских. Они защитят нас. Они могут.
– А-а… к-когда?.. – спросила, заикаясь, хозяйка.
– В любой момент. Когда вздумается северянам – тогда и…
Я вспомнила этот разговор двухнедельной давности, и по спине в который раз пробежал холодок. Скорее бы приехал Олег! Рядом с ним можно просто сидеть, касаясь локтем и коленом, и почти ни о чем не думать и не решать почти ничего. Разве что выбирать платье, в котором я особенно ему понравлюсь.
Из раздумий меня выдернул звук отодвигаемого стула.
– Так, пора идти, – Лоренцо встал из-за стола. Проходя мимо, тронул пальцем за плечо. – До вечера, Лаура.
– До вечера, – я наклонилась над тарелкой и закусила губу.
С недавних пор, прикасаясь к мужу, я чувствовала себя шлюхой.
Написав письмо Олегу, я спустилась в подвал – в мастерскую. Прохлада, привычные запахи глины, воска и мастики будоражили и успокаивали одновременно. Нужно закончить подарок для Олега. Смешивая раствор, разминая пальцами податливую глину, я вспоминала…
О том, что в его руках мне хорошо, как не бывало никогда в жизни.
7. Олег
Приникнув к иллюминатору, я рассеянно оглядывал унылый нарсийский пейзаж. Самолет набирал высоту, северная столица с предместьями осталась позади, и сейчас под нами была лишь однообразная, куцая и стылая пустыня. Она занимала большую часть страны, переходя в горные кряжи на севере и обрываясь в океаны с запада и востока. А на юге, на узкой горловине разделяющего материк на две половины перешейка, стояли мы. Советские миротворцы, пытающиеся не позволить дерзким, нищим и жестоким истребить изнеженных, богатых и благодушных.
Я откинулся в кресле и закрыл глаза. Перед ними стояла Грета. Так же, как стояла она на пороге, когда я уходил. Растерянная, плачущая – я не думал, что она умеет плакать вообще. Как не думал тогда, в самый первый раз с ней, что ослепительная красавица, символ северной нации, окажется девственницей.
Поначалу я считал, что Грету Его Совершенство под меня подложил. Считал до тех пор, пока однажды ночью, обнимая меня, она не шепнула: «Как же я всё здесь ненавижу, милый. И как же мне повезло, что есть ты». А когда я вскинулся и вопросительно уставился на нее, обвела глазами комнату, задерживая взгляд на вентиляционных отдушинах под потолком. И я поверил. Не знаю почему – шестым, может быть, седьмым чувством осознал, что она говорит искренне.
В прошлый мой приезд в Нарсию мы пробыли вместе полтора месяца. В этот – полтора дня.
– Ты вернешься? – спросила она тихо.
– Да, – соврал я. – И быстрее, чем ты думаешь.
Вернуться означало дать ответ Штольцу. А точнее, попросту его послать. И посмотреть, что из этого выйдет. Посмотреть можно было и издалека. Потому что вблизи означало бы, реши он рискнуть, немедленную мою ликвидацию.
8. Олег
Полковник Лунев, заложив руки за спину, в задумчивости расхаживал по кабинету. И молчал. Я, ссутулившись в кресле, ждал и молчал тоже.
– Так и сказал «… уничтожу вас. Смету ваш кордон с перешейка и утоплю в море»? – прервал наконец молчание полковник.