ТИТТА РУФФО И ЕГО ВОСПОМИНАНИЯ
Перевод с итальянского и вступительная статья А. БУШЕН
Книга воспоминаний Титта Руффо, названная им «Парабола моей жизни»,— правдивое описание нелегкого жизненного и творческого пути одного из величайших вокалистов-баритонов первой половины XX века. Мемуары эти, занимательные и поучительные, привлекательны своей искренностью, прямотой и бесхитростной откровенностью.
Жизнь знаменитого артиста с самого начала и до конца складывалась не гладко.. На его долю выпали жизненные и творческие конфликты, требовавшие от него активного участия и немедленного разрешения. Такой уж он был человек и такая была у него судьба.
У многих прославленных итальянских певцов и голос и актерские способности в какой-то степени «прорезывались» с детства. Будущие артисты мальчиками пели в церковных хорах, а иногда выступали и на сценах. Так или иначе приобщаясь к музыке, они в той или иной форме тренировали слух и память. Ничего подобного нет в детстве Титта Руффо. Суровым и безрадостным было его детство. Да и было ли оно у прославившегося на весь мир певца? С восьми лет малыш уже работал, раздувая мехи в кузнице, и начал он работать по собственной инициативе, из какого-то удивительного для ребенка горячего желания во что бы то ни стало помочь нуждавшейся семье. Вот уже с какого времени наметились отличительные черты характера этого незаурядного человека — неукротимая работоспособность, желание жить собственным тРУДОм.
На первый взгляд кажется, что ничто в ребенке не свидетельствовало о его творческих способностях. Но так кажется только на первый взгляд. Правда, никаких воспоминаний об изобретательных играх или хотя бы выдумках, живо отображающих детское мировосприятие, у него не сохранилось. На работе он, несомненно, уставал. Иначе и быть не могло. Во всяком случае даже в воскресный день ему не хочется побегать и порезвиться. Он предпочитает оставаться дома, сидеть с мамой у окна и подчас засыпать у нее на коленях. Но вот что характерно: хотя ему не рассказывают сказок, не читают интересных историй и даже грамоте его не учат, у этого ребенка какая-то необыкновенно повышенная душевная чувствительность, не по возрасту обостренная наблюдательность, особое, почти художественное восприятие внешнего облика людей, легко воспламеняющееся богатое воображение. И все эти особенности характера и душевной организации сыграют впоследствии свою роль в формировании выдающегося дарования певца-актера. Слуховые впечатления раннего детства Титта Руффо также не способствовали развитию у ребенка музыкальных навыков. Резкие звуки ударов молота по наковальне, лязг железа, разные звоны, шумы и стуки кузнечной мастерской — вот чем с самых первых дней жизни питается нежное детское ухо. О благозвучных музыкальных впечатлениях Титта Руффо не упоминает. Возможно, что их и не было. Он не знает даже, что у него отличный слух музыканта и безотказная память. Но когда при переезде в Рим он слышит песенку «О Кароли», которую напевает хозяин гостиницы, мелодия, как он сам пишет, входит в его сознание и он запоминает ее на всю жизнь.
Растет будущий певец в весьма неблагополучной семейной обстановке. Мало того, что семья живет чуть ли не впроголодь и между отцом и матерью нет доброго согласия, отец Руффо, человек мятежный, не лишенный таланта, но уязвленный в своих художественных стремлениях, озлобленный засасывающей нуждой, вложил все свои мечты и надежды в старшего сына, красивого белокурого Этторе. Мальчика и балуют, и учат, и стараются получше одеть. А от младшего, внешне ничем не примечательного Руффо, отец не ждет ничего хорошего. Он заставляет его почти бесплатно работать в своей мастерской, не учит ничему, кроме ремесла, жесток с ним, несправедливо придирчив и, наконец, повздорив с сыном, гонит тринадцатилетнего мальчугана вон из дома. И мальчик бесстрашно пускается в неизвестность, не имея в кармане ни одного сольдо, и начинает самостоятельную жизнь с того, что ночует в Альбано на кладбище, устроившись в заброшенной гробнице. Конечно же, маленькому путешественнику могло взгрустнуться, ему было и холодно и неуютно — все это естественно. Но достаточно слова прохожего, назвавшего конусообразный памятник могилой Горациев и Куриациев*, чтобы детская фантазия заработала вовсю. Будущий артист в сонном забытьи видит себя в некоем театральном аспекте, взрослым человеком в костюме римского воина с золотым шлемом на голове, в пурпурной мантии, с мечом в руке...
Сурова жизнь тринадцатилетнего человека, живущего самостоятельно, в полном одиночестве, в разлуке с семьей. Но и в этот период в нем теплится еще никем не осознанная, чисто инстинктивная тяга к искусству. Он не может удовлетвориться одной только грубой работой в кузнечной мастерской. Проявляя изобретательность и фантазию, он в свободное время выделывает из железа занятные вещицы: выковывает распустившуюся розу с бутоном и листьями, изящный рог изобилия. А когда он выучился читать и в руки ему попала растрепанная книжонка — «Граф Монте-Кристо» Дюма, он с особым, взволнованным любопытством вглядывается в картинки, на которых изображены действующие лица увлекательного романа.
* Мифические герои древнеримской легенды, жившие якобы в VII в.
Оживленные его пылкой фантазией, они в своих живописных, кажущихся театральными, костюмах точно сходят со страниц книги, и мальчик, с замиранием сердца переживая вместе с ними все перипетии их бурной жизни, по-актерски перевоплощается поочередно в каждого из них. Тут же в изгнании, вне дома и семьи, он приобретает непоколебимую трудовую дисциплину и самообладание, которым будет подчинена впоследствии вся его творческая деятельность.
Когда он, возвратившись домой, застает брата студентом двух учебных заведений — академии св. Луки и римской консерватории Санта Чечилия, Руффо, вынужденный снова стучать по железу в невыносимой для него обстановке отцовской мастерской, поначалу мало интересуется занятиями брата. Но однажды, когда Этторе тщательно выдувает на флейте мелодию из «Сельской чести» Масканьи, Руффо с волнением прислушивается к ней. Ему не приходит в голову подпевать, о нет. Он только слушает и с наслаждением читает текст либретто: «О Лола, ты как жизнь...»
Ему идет семнадцатый год, когда он в первый раз попадает в оперу. В первый раз слышит симфонический оркестр. В первый раз воспринимает голоса замечательных певцов. Брат пригласил его в театр Костанци. Идет «Сельская честь» с Бел-линчиони и Станьо в главных ролях. Нельзя без волнения читать, как он пишет об этом. Музыка обрушивается на него с силой катаклизма. Он потрясен до глубины души, сражен неслыханной им доселе красотой искусства. Он почти теряет сознание от восторга... Трудно понять это нам, людям, с детства привыкшим к музыке, несущейся из радиоточек, телевизоров, патефонов, радиол. Но для юноши с нетронутой, так сказать, целинной музыкальной организацией, а таким и был Титта Руффо,— открытие музыки в симфонической форме, да еще впервые на семнадцатом году жизни, было не только необыкновенно значительным, но и ошеломляющим событием. Он пережил почти экстатическую радость, захлебнулся ею, как мог бы захлебнуться красотой мира внезапно прозревший слепорожденный.
Кстати, надо сказать, что юноше повезло. Театр Костанци был тогда лучЪним театром в Риме, а «Сельская честь» Масканьи — оперой новой и по тем временам новаторской. Она впечатляла неожиданной жизненностью современного сюжета и особой эмоциональной горячностью музыкального языка. Что же касается Беллинчиони и Станьо, то они были лучшими исполнителями ролей Сантуццы и Туридду. Чем же отличались эти славные певцы, решающим образом воздействовавшие на горячее сердце и творческую душу юного Руффо?
Джемма Беллинчиони, темпераментная молодая артистка — певица с чистым серебристым голосом, исполнительница главных партий в операх «Линда», «Лючия», «Риголетто», «Динора», «Травиата» и во многих других, с первых шагов сценической жизни инстинктивно стремилась вырваться из общепринятых условных исполнительских схем и искала новых выразительных возможностей в трактовке вокального образа.
Её творческие поиски в создании образов в операх, много лет не сходивших с театральных сцен, не принесли ей того успеха, которого заслуживала обаятельная, умная певица. Беллинчиони считалась артисткой одаренной, обладавшей несомненной силой воздействия, но исполнение ее трактовалось подчас как надуманное и считалось спорным. Даже Бойто, либреттист вердиев-ского «Отелло», изысканный композитор и тонкий музыкант, которому Верди поручил найти певицу на роль Дездемоны, не видит в Беллинчиони ничего заслуживающего внимания. И даже больше: нашел ее неискренней, а исполнение — лишенным подлинного драматизма. И вдруг на премьере «Сельской чести» (17 мая 1890 г., за три года до того, как услышал оперу Титта Руффо) взволнованная римская публика увидела артистку-певицу, поразившую всех новизной, силой и правдивостью исполнения. Джемма Беллинчиони нашла себя. В современном, простом и вместе с тем театрально-эффектном сюжете, в трагическом любовном эпизоде из жизни сицилийской крестьянской девушки, в новом оперном стиле, с его подчеркнутой драматической экспрессией, с его чувствительной любовной лирикой, разливающейся в широко напевной мелодии, с его необыкновенно острыми вспышками страстной эмоции. Беллинчиони, артистка чутко воспринимавшая биение пульса современности, почувствовала себя в своей стихии. С этого вечера певица стала одной из ведущих артисток в рождавшемся новом репертуаре. Она создала галерею женских образов в операх Масканьи, Джордано, Пуччини и многих других. От нее пришел в восторг Массне, увидев ее в написанной им по роману Доде опере «Сафо». Ею восхищался Рихард Штраус, когда она исполняла роль Саломеи в одноименной музыкальной драме немецкого композитора. Но роль Сантуццы осталась как бы «коронной» ролью Беллинчиони и вошла в историю исполнительского искусства как новое достижение в области раскрытия музыкального образа. Роль Туридду в тот знаменательный для Титта Руффо вечер исполнял Роберто Станьо. Это был уже не молодой, но не растративший творческого пыла прославленный тенор, «сицилийский волшебник», как называли его поклонники. Певец отличался исполнительским обаянием, подкупающей экспрессией в подаче музыкальной фразы, был на редкость вдумчивым, тонким знатоком и мастером вокальной техники, что позволило ему великолепно усовершенствовать, свободно владеть и хорошо сохранить свой от природы далеко не совершенный голосовой аппарат.