После смерти императора Максимилиана правителем германских земель стал австрийский эрцгерцог Фердинанд из той же династии Габсбургов. Ему, как и Максимилиану, постоянно не хватало денег на содержание двора и на войны. Оба занимали огромные суммы у банкиров Фуггеров, попадали от них в зависимость и служили их интересам. В руках у этих богачей оказались самые большие и прибыльные шахты.
Фердинанд опирался на дворянство и духовенство в ущерб большинству населения: горожанам, шахтерам и особенно крестьянам. Молодой эрцгерцог правил недавно, и ему пока еще доверяли. Но его ближайшие помощники – канцлер Габриэль Саламанка, губернатор Леонард фон Фёльс, епископы Бриксена и Триента (ныне Тренто в Италии) – слыли кровопийцами и мучителями крестьян. Их ненавидели за взяточничество, бессовестное обогащение, присвоение земель, лесов и пастбищ. К тому же некоторых угнетателей воспринимали как чужаков. Для Фердинанда родным был испанский язык. В свои двадцать с небольшим лет он не знал немецкого, а с чужой культурой ему было еще труднее. Саламанка был евреем, иноземцами считали и епископа Бриксена Шпренца, выходца из Франконии, и Фуггеров, которые были родом из Швабии.
Михаэль родился в деревне вблизи городка Штерцинг в Тироле (ныне Випитено в Италии). Он был выходцем из большой и дружной зажиточной крестьянской семьи. Перевал Бреннер в Альпах, расположенный рядом со Штерцингом, соединял Центральную Европу с Италией. Это был один из важнейших в ту пору международных торговых путей. Проезжая там с Теофрастом, Михаэль с гордостью рассказывал, что дорога была приведена в порядок и расширена по инициативе его отца – Якоба Гайсмайера. Последний в должности имперского дорожного мастера несколько лет поддерживал дорогу в исправном состоянии и за это был награжден императором. Затем отец Михаэля стал совладельцем рудника и богатым фермером. От него Михаэль унаследовал острый и критический ум, способность продумывать все до мелочей.
В кругу его родственников и знакомых были не только владельцы рудников, но и шахтеры, подсобные рабочие. Михаэль видел, что способности людей не зависят от их происхождения. Он с юности привык к чтению и задумывался: почему жизнь крестьян и шахтеров отличается от комфортной жизни епископа и его придворных? Почему детям дворян и священников, независимо от способностей, обеспечены привилегии: хорошее образование и карьера, недоступные большинству простых людей?
На службе Михаэлю доводилось подолгу корпеть над бумагами и книгами. Он слегка сутулился и ходил, склонив голову, постоянно о чем-то размышляя. Изучая судебные дела, он возмущался: почему-то в суде всегда оказывался прав епископ, а его противников разоряли штрафами или бросали в подземелье. Об этом подземелье ходили мрачные слухи. Там будто бы было орудие казни, которое имело вид девушки. К машине подводили осужденного, она простирала руки и прижимала его к своей груди, а оттуда вдруг вырывались острые иглы, которые убивали жертву. Тело падало, рубилось мечами на куски, и поток воды уносил следы казни в реку.
Своими мыслями Михаэль делился только с женой: «Как жить, если каждый день слышишь ложь? Суд – насмешка над правосудием. Наши правители и духовные отцы не соблюдают своих же законов». – «Что же тут поделаешь? Надо молчать», – отвечала Магдалена. Она понимала его, но пыталась остановить: «Будь осторожнее, Михаэль! Подумай о наших детях!» – «А я о них и думаю, – возражал он. – Я хочу, чтобы они жили достойно, лучше нас, в мире правды и справедливости».
Михаэль Гайсмайер понимал людей, умел их убеждать, но умел и держать язык за зубами. У него были друзья, готовые пойти за ним в огонь и воду. Они регулярно и тайно встречались в одном из домов в пригороде Бриксена. Невидимые нити связывали их со всей страной. Они готовились к мятежу и находили единомышленников. Шахтеры должны были бороться за улучшение условий труда, крестьяне – за землю, горожане – за свои права.
Участвовал ли в этом Михаэль? Никто вокруг этого не знал. Для всех он был ближайшим помощником князя-епископа в его мирских делах, умелым дипломатом и юристом, уважаемым и порядочным человеком. Правда, на службе Гайсмайер казался «белой вороной»: он сочувствовал простым людям и не выносил несправедливости.