К тому времени, когда Гогенгейм переселился в Базель, на арене остались две боровшиеся силы: реакционеры-католики и буржуазные реформаторы.
В год переселения Гогенгейма в Базель реформационное движение завоевывало в этом городе все большее и большее количество сторонников и борьба их со старой церковью обострялась.
В самом начале 1525 года магистрат начал склоняться к новому религиозному учению и издал первые распоряжения, благоприятствовавшие его распространению. В мае базельцы приняли живое участие в баденском диспуте, на котором Эколампадий, священник и профессор в Базеле, выступил со стороны реформаторов против приверженцев старой веры доктора Иоганна Экка и доктора Иоганна Фабри. Но Базель был представлен на этом диспуте не только реформаторами; в числе председательствующих был Людвиг Бэр — базельский профессор теологического факультета и соборный священник, который являлся вождем базельских противников Эколампадия.
В сентябре магистрат предоставил полную свободу евангелическому богослужению и проповеди в Базеле и, наконец, в октябре объявил монастырское имущество общественным достоянием.
Эколампадий принимал деятельное участие в привлечении Парацельса в Базель; это заставляет думать, что базельские реформаторы рассчитывали найти в нем своего соратника.
Переселяясь в Базель, Парацельс чувствовал себя Геркулесом, способным вычистить «авгиевы кошошни» современной медицины. Ему предстояло коренным образом перестроить преподавание медицины в университете, организовать практически лечение населения на новых основах и реформировать все аптекарское дело, которое было в руках спекулянтов и шарлатанов. Ободренный поддержкой, которую ему обещал магистрат, он жаждал деятельности.
Но обстоятельства сложились иначе, обстановка оказалась трудной, свои, казалось бы, законные и неоспоримые права приходилось отвоевывать шаг за шагом. Новый городской врач был чужим и чуждым базельскому врачебному миру человеком. Его встретили недружелюбно, о нем заговорили на факультетских собраниях, шушукались в аудиториях, собирали разные сплетни и плели паутину обвинений. Вскоре в руках его коллег оказался длинный список правдивых и выдуманных сведений, пользуясь которыми они начали враждебные действия против Парацельса.
Доктор Теофраст отрицает авторитет Гиппократа, Галена и Авиценны — столпов медицинской науки, — такие слухи ходили о нем.
Доктор Теофраст лечит новыми, никому неведомыми средствами и употребляет страшные яды.
Доктор Теофраст сам изготовляет лекарства и не признает искусства аптекарей.
Да полно, доктор ли он? Откуда он взялся? Окончил ли он университет? Просто он самозванец и шарлатан. Недаром, когда его прижали к стенке этими вопросами, он дерзко ответил: «Уменье излечивать делает врача и дела создают мастера, — не король, не папа, не факультет, не привилегии и не университеты».
Этот человек ведет жизнь бродяги и авантюриста.
Посмотрите на Теофраста: он выглядит, как извозчик. Вот он проходит по улицам Базеля: он одет в простую рубаху, как ремесленник, даже в воскресенье его видели в полукафтанье камчатой ткани пепельного цвета, а на голове у него черная шапочка. Где же знаки его докторского достоинства — мантия и берет, золотая цепь и кольцо? Мало того, он смеет поносить истинных врачей, облекающихся в освященный веками и правилами костюм. Вот что говорит этот опасный человек:
«Врачу подобает свою мантию с пуговицами носить, свой пояс красный и все красное. По какой же причине красное? Поелику крестьянам весьма нравится; а также волосы напомаженными и берет на них, на пальцах же кольца, в коих бирюза, изумруды и сапфиры, и да еще притом не из стекла ли, поддельные — и тогда-де будет к тебе больной доверие иметь. Ах ты, любезный мой! Ах ты, господин мой доктор! Сие ли есть медицина? Сие ли клятва гиппократова? Сие ли хирургия? Сие ли наука, сие ли смысл? О, ты, серебро поддельное!»
«Хвалю я спагирических врачей, ибо они не расхаживают в праздности, роскошно в бархат, шелк и тафту одетые, с золотыми кольцами на пальцах, с серебряным кинжалом на боку, на руки белые перчатки напялив, но с терпением день и ночь в огне о работе своей пекутся. Не разгуливают попусту, но отдых в лаборатории находят, а платье носят грубое, кожаное, шкурой либо фартуком завешанное, о кои они руки вытирают; пальцы свои в угли, в отбросы и всяческую грязь суют, а не в кольца золотые, и подобно кузнецам и угольщикам закопчены. И роскоши посему не предаются».