— Нет, — сказал Андрей Викторович, подумав. — Мы не будем применять дымовые гранаты. Террористы могут начать палить во все стороны и перебьют детей. Надо их обмануть. Кто там? Полуграмотный казах, да слабовольный русский. Их надо брать живьем, чтобы потом узнать причины такого поступка. Они нервничают, растеряны… Прошло уже много времени, а их надо как-то успокоить.
— Я знаю, товарищ генерал! — возбужденно заговорил Орехов. — Я зайду в класс и скажу, что паспорта для них готовы. Пусть отпускают детей, а я останусь вместо них. Когда выйдет из класса последний ребёнок — вы врываетесь… А я лягу на пол.
— Дельно, — кивнул Хмель. — Только захотят ли они выпускать детей?
— Наибольшую угрозу представляет казах — Колпакбаев. Он старше и мощнее. Второй — Мельников, худой и нервный, но нерешительный. Постоянно сидит под окном, автомат стоит у стены. Я подойду к Колпакбаеву, и если он вздумает поднять оружие, то брошусь на него.
— Не проще вытащить обоих к незащищенному окну и убрать? — усмехнулся Шмель. — А то мы развели тут антимонию.
— Я же сказал, что будем брать живьём, — строго взглянул на него Ткачёв и повернулся к Орехову. — Капитан, я так понимаю, что террористы вам доверяют.
— Вроде, да…
— Дожидаемся паспортов и тогда делимся на две группы. Я и Шмель подойдём к двери с одной стороны, Хмель с Пантерой — с другой. Сыграем на доверии, капитан. К казаху не подходите — встанете у двери. Как только последний мальчишка выйдет в коридор, вы небрежно скажете — я пошёл за паспортами. И тут же быстро уходите. Тогда вступаем в дело мы…
— А если они не поверят? — засомневался Шмель.
— Поверят, — убежденно сказал Ткачёв. — Поверили один раз, поверят ещё…
Обувь пришлось снять, чтобы не топать по пустому коридору.
Орехов из школьного радиоузла предупредил террористов, что он идет к ним и теперь он стоял перед дверью в класс. Постучал и зашёл.
Ткачёв с агентами тут же подошли к двери с двух сторон. Из класса послышались голоса.
— Ваши паспорта готовы, поэтому незачем держать в классе мальчишек. Ребята, а ну давайте на выход.
Дверь приоткрылась и в коридор стали выходить десятиклассники. Ткачёв показал им стволом автомата, чтобы не задерживались. Первый кивнул и заспешил на выход с этажа. За ним пошли другие.
— Ну, вот. Я за паспортами…
Из класса вышел капитан и спокойно пошёл вслед за десятиклассниками.
Хмель поднял руку, растопырив пальцы. Пока Ткачёв силился понять значение этого жеста, из класса раздался крик:
— Где Орехов?! Он обманул нас!
Дверь распахнулась, и в коридор выскочил парень в армейском ватнике и валенках. Увидев агентов, на миг застыл, а потом бросился обратно в класс, отбросив автомат.
— Пошли! — крикнул Хмель и прыгнул за ним.
Ткачёв последовал за Хмелём и увидел, как другой парень — черноволосый и темноглазый, стоявший в трех шагах от двери, поднимает автомат.
Рефлекс бывшего опера сработал мгновенно. Генерал кувырнулся по полу, схватил автомат парня за рожок, быстро отщелкнул его, одновременно ударив ногой в пах террориста. Тот, падая на спину, выпустил оружие. И тут Ткачёв понял значение позывного «Пантера». Из-за спины Хмеля на упавшего солдата прыгнула кошкой агент. Придавила коленом шею, заломила руки за спину, шустро перевернув на живот террориста. Хмель уже «пеленал» испуганного второго солдата.
— Ты вот что, Колпакбаев, — Ткачёв поморщился от боли в спине. — Лучше скажи, кто вас надоумил на такое?
Андрей Викторович подумал, что уже не такой прыткий, как в Зареченске.
«Кабинетная работа — ети её мать!»
— Поздравляю, генерал, с отлично проведённой операцией! — Трефилов крепко сжал ладонь Ткачёва. — Юрий Владимирович подал на вас наградной лист.
— Капитан Орехов заслуживает награды. А я что?
— Не скромничайте, Андрей Викторович, — улыбнулся Трефилов. — Ваша группа сработала очень оперативно. Да так, что об операции даже в соседних городах не знают. И десятиклассники молодцы. Говорят, пришли на уроки, как ни в чём не бывало.
— Их выдержка и поступок тоже заслуживают награды.
— Несомненно, — Трефилов внимательно взглянул на Ткачёва. — Думаю, что у вас есть ещё что-то…
— Да, Анатолий Романович, — кивнул генерал. — До прибытия милиции мы успели немного «поработать» с террористами… И выяснили несколько неприятных деталей.
Трефилов указал Ткачёву на стул.
— Слушаю.
Андрей Викторович присел и тяжело вздохнул.
— Колпакбаев рассказал нам, что до призыва в армию он вступил в националистическую организацию. Ему там хорошо промыли мозги. И он целенаправленно шёл на преступление. Не в результате неуставных отношений, или ещё какой-то личной беды, а именно по настоятельной просьбе своих «товарищей». Интересен тот факт, что руководитель его организации встречался с неизвестным человеком, говорящим с заметным акцентом. Но человек не был русским.
— Пока это ни о чём не говорит, кроме того, что имеется наличие некой антисоветской организации, — задумчиво возразил Трефилов.
— Да, но руководитель и неизвестный общались на туркменском языке. Вряд ли европейцу нужно знание этого языка в туристических целях. К тому же, разговоры шли о возможном проведении терактов.
— А вот это уже интересно, — Трефилов достал блокнот. — Что-то ещё?
— Да. У нас была возможность после ареста Колпакбаева составить фоторобот неизвестного.
— И?
— Это бывший помощник атташе по культуре посольства ФРГ. Мы подняли данные оперативного наблюдения и выяснили, что помощник был в то время в Туркмении, но местные «топтуны» его прозевали почти на полдня. И ещё… Этот же человек полгода назад был в Литве по туристической путёвке.
Трефилов покачал головой и повернулся к окну.
— Вот откуда у вас, Андрей Викторович, такое свойство, что из законченного эпизода вы начинаете тянуть ещё массу нитей?
— Анатолий Романович, но не может быть, чтобы вот так — с бухты барахты, молодой человек, комсомолец, выросший на идеологии равенства и братства, вдруг взял в заложники детей, ради того, чтобы ему дали уйти в США! Это как надо поменять что-то в сознании?!
Трефилов как-то обречённо взглянул на собеседника.
— Да правы вы, Андрей Викторович, — он устало махнул ладонью. — Что намерены предпринять?
— Думаю, что эту организацию в Туркмении необходимо ликвидировать. Но для начала я бы за ней понаблюдал. Правда, найти агентов для наблюдения довольно сложно. Нужны местные, а связей там у меня нет.
— Зато есть у вашего секретаря… И ещё. Я вам дам человека в ГРУ. Он найдёт среди местных нужных вам людей. Вот с Прибалтикой сложнее, но там много русских. Думаю и в Литве мы найдём нужные нам контакты.
Лиза обрадовалась приходу Ткачёва. Болезнь отца и угроза полного одиночества измучили женщину, а моложавый генерал ей очень нравился. И она подумала, что сейчас ей просто необходима его поддержка, его присутствие рядом с ней.
Ткачёв выглядел усталым и обессиленным.
— Андрей Викторович, я вас сейчас накормлю, — засуетилась Елизавета.
Генерал попытался протестовать и хотел сказать, что он пришел не ужинать, а по делу. Но вскоре запахи горячего мяса и свежих овощей вытеснили мысли о работе. А предложение выпить коньячку — вообще, отодвинули эти мысли на самый задний план.
Пока Ткачёв утолял первый приступ голода, она решила переодеться, но закрыв дверь и вынув из шкафа одежду, поняла, что кроме деловой одежды, свитеров и брюк у неё ничего нет. Даже простого домашнего халата. Женщина устало опустилась на диван, с минуту смотрела на разбросанные вещи, а потом легла и разрыдалась.
Ткачёв, утолив голод, не сразу сообразил, что хозяйка что-то долго отсутствует. Он вытер губы, руки и прислушался. В доме было тихо, как в склепе. Генерал, старясь не скрипеть половицами, поднялся на второй этаж и взглянул на приоткрытую дверь, видимо, в спальню. Из спальни доносились едва слышные рыдания.
Он осторожно постучал. Рыдания сменились на всхлипывания.