— Сергей Порфирьевич, я перенацеливаю опергруппу на наблюдение за Сусловым, — рисовал Ткачёв схему. — Вам и Воронкову необходимо максимально возможно выявить контакты медперсонала, обслуживающего Михаила Андреевича.
— Иван Иванович, — удивился Глушко. — А ты не охренел?! Нас на километр не подпустят к больнице…
— Вам в больницу не надо, — прервал его Андрей Викторович. — Там своя охрана. Вам нужно выявить контакты вне больницы. Врачи, медсестры, нянечки… У всех есть своя жизнь. И её надо "прощупать". Малейшая зацепка за что-то, что вызывает подозрение. И сразу сообщать мне.
— Ладно, — буркнул Глушко, поглядывая на Ворона, но тот задумчиво молчал. — Ты-то что молчишь?
— Я что?! — встрепенулся вор. — Иван Иванович ставит, так сказать, задачу. Я только не догоняю, зачем нам всё это нужно. Помрет этот старый пердун на койке, так и хрен с ним! Юре Андропову это только на руку… Да и Гришин присмиреет.
— Так вы не охранять будете, а выявлять возможные контакты с…
Тут Ткачёв недоговорил, задумавшись.
А, действительно, зачем ему больница? Правильно говорит Воронков — Суслов сейчас, как отработанный материал.
Андрей Викторович порвал лист с нарисованной схемой под удивленным взглядом Глушко. Взял новый, стал рисовать другую схему.
— Недавно в секретариате ЦК появился бывший первый секретарь Ставропольского обкома — Михаил Горбачев. Вот за ним и присмотрите.
— Ты не болен, Иван Иванович? — Глушко вытаращил глаза. — Что-то ты так быстро изменил задание?
— Здоров я, — недовольно выговорил Ткачёв. — Много вводных за сегодня. Вот мысли и скачут.
— И что будем делать с этим Горбачевым?
— Этот персонаж не так прост. Суслов к нему благосклонен, да и Андропов имеет виды. А связи его какие-то странные. Так что работайте по нему плотно, но незаметно. Есть предположение, что не только вы будете вести его разработку. Короче, действуйте крайне осторожно.
— Ладно, — кивнул Глушко. — И сколько у нас времени?
Ткачёв выпрямился, бросил карандаш на лист со схемой.
— Достаточно. Я некоторое время буду в командировке. Связь держите через моего шофёра. Я ему доверяю.
После встречи с Глушко Ткачёв поехал на дачу — проведать группу Кума. По дороге Андрей Викторович раздумывал о том, что теперь у него в подчинении целая сеть подразделений, начиная от официальных и заканчивая законспирированными. И ему в скором времени понадобиться бухгалтер, чтобы вести по всем расходы. И если Хмель и Глушко как-то сами могли обеспечивать себя, то группу Кума поддерживать стоит, несмотря на то, что Ткачёв оформил бойцов в собственную охрану.
— Здравия желаю, — пробасил Кум, пожимая ладонь генерала, вышедшего из машины. — Мы тут немного хозяйничаем. Ты уж не серчай.
Ткачёв отмахнулся, увидев незначительные изменения — навес над столом и расширенный погреб.
— Собирайтесь. Через неделю едем в Узбекистан. Работы много, времени мало, — Ткачёв коротко объяснил Куму задачу. — Едем спецбортом, так что пишите список необходимого снаряжения.
— А я?! — спросил Трофимов.
— Ты, Пал Палыч, нужен мне здесь. Твою задачу объясню позже.
Гурам Ефимович размеренно поедал торт «Славянка», купленный Ткачёвым в кулинарии ресторана «Рига».
— Вот что я вам скажу, Андрей, — Толь с удовольствием хлебнул чай. — Вам никак нельзя, чтобы на Брежнева было совершено покушение. Этого допустить ни в коем случае нельзя! Чтобы Леонид Ильич рассердился на Рашидова необходимо сделать что-то такое… выходящее за рамки их дружбы. И чтобы Брежнев увидел это своими глазами. Тогда вам будет зелёный свет по Рашидову.
— И как это сделать?!
— Думайте, Андрей, думайте… Брежнев стал очень самолюбив. Сыграйте на этом. Допустите, что покушение на него сам Рашидов и подготовил. У вас же, наверняка, есть куча материала по окружению Шарафа. Насколько я помню, самый его близкий соратник — это Ахмаджон Адылов. А этот человек способен на многое. И хотите, я вам дам небольшой совет?
— Слушаю…
Толь тщательно собрал остатки торта из коробки и отправил в рот, блаженно зажмурившись.
— Если вы решили идти до конца, то не отступайте. Ни перед чем. Смертей будет! Мама не горюй! А вы такой муравейник собрались разворошить! Так что слабину давать нельзя.
— Что-то мрачно вы говорите, Гурам Ефимович, — нахмурился Ткачёв.
— Почему мрачно, Андрей? — Толь облизал ложку. — Вы, наверное, не знаете, что президенту США Рейгану подготовили доклад под названием «Изменение образа человека»?
— Впервые слышу.
— Вот и я об этом…
— А вы откуда знаете об этом докладе?!
Толь улыбнулся.
— Я — старый еврей, Андрюша. У меня есть свои источники. К тому же, я всё ещё могу сопоставлять факты.
Ткачёв усмехнулся.
— И что же?..
— А вот что, — Гурам Ефимович с сожалением взглянул на пустую коробку из-под торта. — Нынешний капитализм в Америке переживает трудные времена. Он такой, знаете ли, консервативный. Проще говоря — устаревший. К тому же, развитию капитализма, как ни странно, мешает соцлагерь. А это, как ни крути, СССР и страны Варшавского Договора. Плюс Монголия, плюс Китай и Вьетнам. А если ещё взять Кубу и некоторые африканские страны, то капитализму станет совсем плохо. Рынков сбыта нет, понимаете?! Сейчас капитал ещё держится на производстве оружия, но это продлиться недолго, если не расширять рынок. И не делать его либеральным.
— Простите, но я не понимаю чем отличается консервативный капитализм от либерального.
Толь огорчился.
— Плохо, Андрей. Экономика — одна из важнейших наук. Ещё древние греки вывели совокупность социальных норм и практик, предназначенных для обеспечения необходимых условий существования общества.
— А причем тут капитализм?! — удивился Ткачёв.
— А при том, что это одна из форм существования общества. Консервативный — это когда общество устанавливает правила, а либеральный — правила устанавливает индивидуальность. Чувствуете разницу?
— Не совсем, — растерялся Андрей Викторович.
— Элохим! — воскликнул Толь. — Генерал КГБ не понимает разницы между общественным и индивидуальным! Куда катится мир!
— Ладно, ладно, — Ткачёв на секунду обиделся. — Понял я… И что?!
— А то, что в США и на Западе полным ходом идёт переход к либеральному экономическому порядку, — гневно махнул рукой Гурам Ефимович. — И ценности будут изменяться. Вот, например, одна из участниц разработки доклада по изменению образа человека профессор Колумбийского университета, выдающийся антрополог…
— Кто?!
— Человек, изучающий людей в прошлом и настоящем, — Толь будто не заметил возгласа Ткачёва и невозмутимо продолжал. — Американка Маргарет Мид активно выдвигала тезис о том, что семья — это не естественный институт общества, а наоборот — противоестественный. И выдает это за научное открытие.
Удивленный Ткачёв даже споткнулся на ровном месте.
— Она что — совсем дура?! Как она может быть каким-то там профессором?!
— Это становится нормой, Андрей. Маргарет Мид была в «неформальных отношениях» с другой женщиной.
— Так она мужик что ли? — задал идиотский вопрос Андрей Викторович.
— Нет, — Толь многозначительно улыбнулся. — У неё было два или три мужа, но она любила женщин. Две её любовницы тоже были антропологами.
— Тогда я ничего не понимаю, — признался генерал, падая на стул. — Если президент Америки прислушивается к людям, по которым «плачет» психушка, то что будет дальше?!
— Вот и готовьтесь к тому, что готовиться наступление либерально-экономической модели капитализма, где всё покупается и продаётся. Всё, Андрей! Мерилом отношений будут не честь, совесть и остальные никому не нужные морально-нравственные догмы, а деньги. У кого денег больше, тот и прав, — закончил Гурам Ефимович.
Ткачёв, сидя в машине и глядя на мелькающие огни вечерней Москвы, с неким отвращением понимал, что многого не знает. А ведь сколько ещё предстоит узнать!
Вот живёт себе человек. Женщина. Имеет мужа, детей и работу. Но любит в постели женщин. Это что же они там вытворяют?! Андрей Викторович даже закашлялся, пытаясь представить такие «игры». Это как же разум человека вывернут?!