«Что ж, у них будет время осознать свою ошибку, — со злой досадой думал брат Теодор, — много времени: целая вечность… в преисподней!»
Вдобавок, его отряд понес первые потери. Один из монахов погиб от ножа Кифа. Добро, хоть не мучился долго. Второй из святых братьев отделался раной. И перевязанной рукой. Рука, к несчастью, оказалась правой. А значит, сражаться какое-то время подранок не мог.
Пострадал и сам вор, чей слабый дух чуть не попал в колдовские сети. Остальные монахи успели порядочно отделать Кифа, прежде чем брат Теодор остановил расправу. В итоге одна рука была переломана, плечо саднило, а хромал несчастный, кажется, аж на обе ноги. Так что проку от него теперь было даже меньше, чем от раненого в руку монаха.
Иными словами, боеспособная часть отряда чуть ли одномоментно уменьшилась наполовину. Или, в лучшем случае, на треть. Если исходить из заведомой ненадежности Кифа, как союзника. В любом случае перевес в силах уже не казался брату Теодору очевидным. Оставшаяся четверка монахов, даром что вооруженных, могла и не совладать с двумя матерыми бойцами, каковыми являлись люди рыцаря-разбойника. А уж если ту парочку поддерживает колдун…
Расклад, прямо скажем, не из лучших. Если что и удерживало инквизитора от отчаяния и уныния, то только усердная молитва.
Но даже неудачей с захватом Аль-Хашима и подлым колдовским ударом мытарства брата Теодора и его отряда не ограничивались. Посланцы Церкви, невзирая на трудности и потери, были готовы к главному. Денно и нощно ждать, пока колдун и его приспешники оставят таверну «Кирка и лопата». Рано или поздно они должны были это сделать. И инквизитор намеревался встретить их прямо у порога. Но не тут-то было!
Святые в своей простоте, жители Ларны тем не менее не испытывали радости от такого соседства. В чем брат Теодор успел убедиться ближе к ночи. Когда посетители таверны мало-помалу начали расходиться по домам.
Пьяные до свинства — каждый из них считал своим долгом оскорбить святых братьев, вставших лагерем в нескольких футах от крыльца. «Ого! Святошам тоже выпить захотелось, — во весь голос вещал иной ларнец, дурашливо похохатывая, — да вы заходите, не бойтесь. Чай, Хранитель вас не покарает!»
И это в лучшем случае. Когда к отряду обращались одиночки — шумные, но в общем-то безобидные. Хуже было иметь дело с целыми компаниями подгулявших горняков.
Одни, уже без обиняков, отпускали в адрес монахов сальные шуточки. В частности, про особенности взаимоотношений святых братьев в отсутствие и при недоступности женщин. Да подбадривали друг дружку гоготом и короткими, зато громкими, репликами.
Другие вовсе не скрывали враждебного отношения к чужакам в рясах. Этим было даже не до шуточек. «Пшли вон отсюда, — ревел вожак одной из таких компаний, — ублюдки скопленные! Оглохли что ли? Пошли во-о-н! Не то отделаем…» А за спиной его переминались в предвкушении драки подельники-собутыльники. Со сжатыми кулаками и злобными взглядами.
Все нападки инквизитор и его спутники сносили молча. Отвечать словестно значило во-первых оказывать ларнским гулякам честь, а во-вторых провоцировать их на переход к действию. Не желали посланники Церкви и ввязываться в драку. Во-первых, численный перевес чаще бывал не на их стороне. А во-вторых, не ровен час, попытка отбиться от шайки местных буянов могла перерасти в противостояние со всем поселком. А здесь отряд брата Теодора не имел ни шанса.
Но любому терпению приходит конец.
— Похоже, сегодня нам здесь ничего не светит, — заключил инквизитор ближе к полуночи, — да и в неприятности можем влипнуть. Придется поискать другой приют… должен же в Ларне быть хотя бы один храм истиной веры. Там и остановимся. Опять же покойника надо похоронить. Брат Андреас был верным слугой Господним и праведником, каких мало. Негоже будет лишать его последних почестей.
Правило «о мертвых либо хорошо, либо ничего» брат Теодор соблюл неукоснительно. Ни словом не упомянув, что так называемый праведник питал нездоровый интерес к детям. Особенно к мальчикам. А до пострига служил старшим помощником капитана на какой-то посудине с сомнительной славой. Где как-то забил до смерти строптивого матроса.
— А чтобы колдун и его приспешники не смогли незаметно улизнуть, — продолжал инквизитор, причмокнув, — мы оставим здесь Кифа. Слышишь, Киф? Остановишься в таверне под видом постояльца. И за всем проследишь. Надеюсь, что тебе, как сирому и увечному, не откажут.
— Конечно, — согласился бывший вор, сделав попытку улыбнуться рассеченным окровавленным ртом, — ученого учить — только портить!