Сосед, уже не сдерживаясь, плакал. По его синим, небритым щекам текли крупные слезы, оставляя дорожки на грязном, плохо умытом лице.
– Я же когда-то на заводе работал. Меня весь район уважал, приходили к дяде Вале, кому починить чего, кому выточить, кому подлатать.… И Галька тогда красивая была, не то, что сейчас. Ты бы видел ее тогда – коса до пояса, румяная, веселая. Как же так вышло-то, Господи…
Я смущенно похлопал мужика по плечу. Тот всхлипнул, совсем как ребенок, и утер слезы.
– Ты прости меня, дурака, что-то я совсем поник. Пошли, дамы нас заждались нас.
Соседка сидела за столом рядом с Верой. Едва мужчины зашли, она шмыгнула носом и суетливо засобиралась.
– Спасибо, что пригласили! Вера, про рецепт не забудь!
– Не забуду, Галина Николаевна!
– Ну, ты хоть до свидания-то скажи, ― подтолкнула соседка мужа ― беззлобно и даже с какой-то доброй укоризной.
– Пока, ― сосед пожал парню руку. Дверь закрылась.
– Представляешь, а Галина Николаевна в театральном училась, ― тихо сказала Вера, приобняв меня.
Я ничего не ответил. Только поцеловал ее ― так крепко, как только мог.
Быть в этом мире, порою, словно ощущать себя едущим в трамвае. Ты прикипаешь, привыкаешь к некоторым людям, не хочешь с ними расставаться, но они пассажиры и рано или поздно им приходит время, сходить на своей остановке, встречать там своих людей и ты осознаёшь, что никогда больше с ними не увидишься, это поселяет в душе глубокую грусть. И происходит это так незаметно: общаешься с человеком как со своим в доску, ловишь кайф, сидишь до утра, делишься любой мелочью, ощущаешь взаимность. И однажды наступает момент, когда улетучивается то эмоциональное единение, что было между вами. Вы отдаляетесь, реже контактируете и в итоге он сходит на своей остановке, а ты едешь дальше, гадая, кто же доедет с тобой до конечной и зашёл ли такой человек в трамвай вообще.
И вот так все мы друг для друга пассажиры трамвая, как и сами для себя с одной разницей, что мы то точно едем до конечной. Вообще, этот поиск своих людей и расход с теми, с кем не вышло крепких контактов, всё это не является чем-то плохим, но мы грустим, в нашей культуре нет понимания, что это лишь часть нашего бытия как жизнь и смерть и стоит относиться к этому как к данности.
Порой, в одностороннем порядке, приходится отдаляться тебе. И вдвойне грустно, когда ты-то всё это понимаешь, а тот человек и не думает о таком, он просто хочет видеться с тобой, ощущать тот настрой и крепкую связь между вами, какого бы рода она ни была. И хочется просто остаться с человеком, забить на свои векторы и пути и остаться, даже если этот человек никогда не поймёт твоей грусти и одиночества, не поймёт, что такие процессы есть и ты остаёшься с ним, наплевав на них здесь и сейчас. Не поймёт ввиду разных причин. Впрочем, рано или поздно каждый такой человек сам придёт к пониманию, что многие люди ни просто не будут с ним всю жизнь, а что они и не должны с ним быть. Так к чему это я?
После окончания университета у новоявленного врача есть две пути – попробовать остаться в городе и найти работу или стать «земским доктором» – отправиться в село или поселок. «Двадцать два» всегда для меня было роковым числом. Именно в 22 года Вера решила полностью изменить свою жизнь: она переехала в другую страну, а отношений на расстоянии нет, как бы ты не старался, не придумывал себе красивую иллюзию. Вера хотела драйва и новых ощущений, а я был лишь очередным аэропортом для самодостаточного лайнера. Нет желаний, кроме одного – ничего не делать. Нет устремлений, кроме стремления в небытие, – так бы я сказал об этом.
Когда я был маленьким, я часто видел, как мама с папой целуют друг друга. Когда я спрашивал у них, зачем они это делают, они смеялись и говорили, что любят друг друга. А когда я спрашивал: “Значит любовь – это целовать друг друга?” они опять смеялись и гладили меня по голове.
Я родился в Лукау, небольшой деревушке на краю моря. Это было тихое и спокойное место, где царило вечное лето, далёкое от городского шума и суеты, на тот период насчитывающее всего полторы тысячи населения. Деревня жила в основном за счёт морского промысла, и каждое утро сотни матерей провожали своих мужей и сыновей в море.
Тогда у меня было всё, что нужно ребёнку для счастья – у меня было море. А если у ребёнка есть море – ему больше не нужно ничего. Я мог проводить на берегу целые часы, купаясь и загорая, я сидел на пирсе с моей маленькой удочкой в руках, я бегал в порту, с интересом разглядывая лодки. Рыбаки учили меня завязывать морские узлы и закидывать сети, вскрывать раковины, чтобы доставать из них жемчужины, учили определять время, когда наступает прилив и отлив. А ещё я очень любил собирать необычные раковины, и мог пройти несколько километров вдоль берега, собирая их. Именно так я и познакомился с Верой.