— Ну и себя, наверное?
— И себя, а что ж делать. Приняла таблетку — димедрол, легла рядом с ним, он даже и не пошевелился. Ну и все… Утром нас, значит, нашли. Соседи запах газа почуяли…
Я протягиваю ей платок. Она вытирает глаза, сидит неподвижно, глядя в сторону. На меня не смотрит. И не надо, теперь пускай не смотрит! Пишу, пишу в своем блокнотике…
— Ну? — спрашивает она вяло. — Что еще?
— Ничего, Валя.
— Пиши-пиши, — усмехается она. — Как это теперь считается — был план или нет? — Смотрит на меня с прежней усмешкой, даже, кажется, с сожалением. — Умышленно или как?
Молчу. Пишу.
Она снова оживляется:
— Но смотри, чтоб его-то там не впутывать. Не надо. Или как считаешь? Он ведь не пострадает? Ведь нет такого закона?
— К сожалению, нет, — говорю я.
Годовалый малыш вцепился руками в спинку кровати, скорчил гримасу, вот-вот расплачется…
А вот он уже на два года старше. Стоит на аллее парка, держит за руку отца, ему спокойно и хорошо.
— Здесь он вылитый ты, Леша.
— Леша? Ничего подобного. Катин овал, губы, не видите?
Мы сидим компанией в обычной комнате, человек десять-двенадцать, смотрим на портативный любительский экран. Где-то сзади трещит кинопроектор.
— Давайте Мишку спросим! Мишка, ты на кого похож — на папу или на маму?
— Да он спит.
— Спит?
— Ну да, заснул. Тише. Леша, отнеси его в кровать…
Хозяин квартиры прерывает просмотр, зажигает свет. А мать берет малыша на руки, несет в соседнюю комнату.
— Подарки в изголовье положите, — советует кто-то. — Утром проснется, вот будет радости…
— Ну что, — спрашивает хозяин, — будем дальше смотреть?
— Леша, прокрути-ка, что ты в Йемене снимал.
— Нет-нет, давайте это досмотрим. Леша, ничего не надо переставлять, включай.
И снова трещит кинопроектор, зажигается экран. Мы снова видим Мишку, сына Леши и Кати, наших дорогих друзей, потом кадры кончаются, тянется длинный кусок ракорда… И вдруг, когда кое-кто из нас уже поднялся с места, на экране возникает новая «тема»… Мы замолкаем, подаемся вперед в удивлении… Та же знакомая комната, тот же диван у стены и стол посередине и за столом — беззаботная, оживленно жестикулирующая компания…
— Что это? Из какой оперы?
— Постой, да это же мы!..
— Точно. Вот я сижу. Посмотрите, какой стройный и красивый!..
— Слушайте, бессмертные кадры! Ай да Леша! Сюрприз!
— Слушай, Игорь, а тебе без бороды лучше было… А это кто? Неужели Апухтин?
— Какие славные молодые люди, какие открытые лица! Неужели это мы?
— А вот и Ирина!.. В углу, за столом, видите? Ай да Ирина!
Кто-то толкает меня в темноте, но я и сама уже давно неотрывно смотрю на худенькую девушку, сидящую на дальнем конце стола. Она, пожалуй, даже застенчива, эта девушка, сидит чуть на отшибе, не принимая участия в общей беседе. Сидит, подперев рукой голову, то ли задумалась, то ли просто так… Но вот поднимает глаза, и я с удивлением замечаю, что взгляд ее не только робок, но и тверд, полон упрямства и непонятной мне сейчас решимости… Там, на белом экране, еще в самом начале своего пути, безвестная провинциалка уже словно примеривается к грядущему десятилетию, уже там, сидя вместе со всеми за праздничным столом, словно преодолевает предстоящие барьеры… Мне кажется, что в какое-то мгновение мы даже встречаемся глазами и она смотрит на меня без улыбки, строго и даже, пожалуй, осуждающе.
— Неужели это я?
— Ты, — говорят мне мои друзья. — Ты, Ира!
Ну да, конечно, это я. Я, собственной персоной. Вот и он сидит рядом со мной, держит нежно за руку. Я поворачиваюсь к нему, и взгляд мой сразу теряет твердость. Я, кажется, влюблена и совсем не стесняюсь своего чувства. Смотрю на него преданно. Он имеет надо мной власть, этот бравый К., этот канувший в Лету К. Ага, а вот еще одно вполне знакомое лицо, Руслан! Сидит на отшибе, подперев рукой голову. Там, на экране, мы еще мало знакомы и вряд ли предвидим… Впрочем, как знать… Вот он посмотрел на меня как бы случайно, ничего не значащим взглядом, отвернулся, впрочем, слишком порывисто…