На экране телевизора водолазы спускались на дно моря. Темнел корпус затонувшего судна, надпись видна была на борту: «Армавир». Тут же показали здание морвокзала, толпу полуодетых людей на площади.
— Да… посмотрел, — вздохнул вахтер.
— Тебя касается, тебя, — сказал голос.
— С какой же стороны, интересно?
— Ну, какая всю жизнь у тебя сторона. Маринкина.
— Я не понял. Но ты трубочку не клади, — попросил вахтер.
— Не понял? От тебя Маринка ушла, туда пришла!
— Куда она, куда пришла?
— А вот туда, куда смотришь.
Вахтер уже стоял с прижатой к уху трубкой, глядя в телевизор. На другом конце провода мужчина вдруг будто поперхнулся, донеслись сдавленные звуки, рыдание. А потом хрип:
— «Армавир», «Армавир»!
— Не клади! — закричал вахтер, но из трубки уже летели гудки.
Он сел, опустил трубку на рычаг. Сказал:
— А не может этого быть. Как она, откуда там? Это ж, милый, три тысячи километров!
Надел очки, в газету уткнулся. Сидел, прихлебывая чай. Потом одной рукой он отложил газету, другая потянулась наверх, к пульту, дернула рубильник. Завыла сирена.
Бежал по пустым коридорам, по заводскому двору. Был еще не стар, ловок. И подвижен, как оказалось. Вот только нога… Он на нее заметно припадал. Выла за спиной сирена, окна домов зажигались. «Армавир»!» — твердил вахтер. Выскакивали на улицу люди, издали голосили уже пожарные машины.
Поднял же он в городе переполох. С высоты птичьего полета, взмывая ввысь в воздушном лайнере, увидел в иллюминаторе высвеченный прожекторами завод, улицу, по которой бежал. Свой собственный след увидел, горевший в ночи.
Полстраны пересек в самолете, догоняя вчерашний день. Ему туда и надо было, во вчерашний, покрытый тьмой. И когда за тридевять земель у моря оказался, еще была ночь. Самый последний ее час застал, предрассветный. И слышал: «Марина, Марина!»
Не сам в забытьи кричал, и не мерещился отчаянный этот зов. Девушка мелькнула под фонарем на парковой аллее, за ней человек пробежал, скрылись в темноте. И оттуда, из темноты, опять: «Марина!» Недолго Семин раздумывал, следом пошел, побежал. Люди на скамейках спали, на газонах, лежа, сидя, кто-то бодрствовал, прогуливаясь. Навстречу, выбравшись из лодочки, торопливо спускалась с аттракциона пожилая женщина. «Минутку!» — сказала она и вцепилась в Семина.
— Ну вот, дождалась! Ты! Посмотреть тебе в глаза! Ты, ты меня топил! — кричала женщина. — Жилет с меня спасательный! Здоровый, сильный! Топил!
На скамейках спали, не просыпаясь, кто-то сонно приподнял голову. Вахтер вырвался наконец, опять побежал. Одно только звучало в ушах: «Марина, Марина!» Выскочил на набережную — и по лестнице вниз, к морю. Опять долетело: «Марина!», мужчина кричал. Семин на крик помчался, увязая ногами в гальке. Женщину догонял, Марину не Марину, но тот, кто выкрикивал, тоже был интересен. А потом выглянула луна, и никого он не увидел на берегу. Так и кончилась вдруг бесконечная ночь-марафон, еще до рассвета. Вахтер встал, тяжело дыша: ни женщины, ни мужчины, за двумя зайцами погнался!
Трое их было перед громадой «Армавира», трое в полумраке на дне морском; только что они спустились сюда в глубоководном лифте-клети, привычном своем транспорте, спустились и уже опять поднимались, но теперь сами, без всякого комфорта, карабкаясь по-альпинистски на лежавшее вверх дном судно, на искусственную эту, злой судьбой воздвигнутую гору. Из бока «Армавира», будто с мясом, был вырван кусок, зияла обугленная дыра, торчали балки, и водолаз, шедший первым, поймал балку петлей троса, а двое других сработали как лебедка, подтянув своего товарища на высоту, к самой дыре; потом стал подниматься следующий, и третий его страховал снизу, держа трос, слыша в наушниках команды, шаги сквозь тяжелое дыхание.
Тот, шедший первым, был уже внутри «Армавира», в ресторанном зале с ввинченными в пол столиками над головой и люстрами под ногами. Не задерживаясь, он выплыл из ресторана в коридор, на четвереньках стал взбираться по винтовой лестнице. Снова потянулся коридор с перевернутыми каютами, холлами, с полами-потолками. В мире наоборот водолаз шел к цели тоже наоборот, поднимаясь по лестницам, он спускался ниже и ниже, в вознесенные вверх недра судна. «Ты чего разбежался, Квасов, ты где, Квасов?» — раздалось в наушниках.
Стойка бара, зеркала, эстрада в углу, все это привычно уже нависало над головой. Только что водолаз проник сюда, с трудом отжав дверь, и теперь стоял без движения, не внемля призывам напарника: «Квасов, ты где, Квасов, хватит в молчанку, ты где, отвечай!» В зеркалах многократно отражался застрявший в иллюминаторе утопленник, последний посетитель бара. Нет, не последний! Была здесь еще девушка — сейчас, в эту минуту, живая!.. «Воздушная подушка!» — очнулся водолаз и стал всплывать.