— Она что, там стояла?
— Стояла.
— Ну и что дальше-то было? В антракте? Вы пошли в буфет, так?
— Совершенно верно.
— Рассказывайте, рассказывайте, Савушкин.
— Пошли в буфет. Стоим. Вижу, вдруг изменилась в лице. Я говорю: что с вами? Молчит. Смотрю: какой-то там парень. Ну не парень, а так, молодой человек… С женщиной… Валя, значит, стоит как вкопанная. Я ей — лимонаду. Она, значит, пригубила машинально, а сама смотрит, не сводит глаз… Я для нее сразу перестал существовать, понимаете?
— Понимаем, — вступает прокурор. — А из чего вы могли заключить, что это было сильное нервное потрясение, как вы показывали на следствии?
— Из чего? Из ее вида. Вот представляете, говорят, бледный как полотно. Такое сравнение. Оно тут вполне подходит.
— В котором часу это было? — спрашивает прокурор.
— Ну считайте, начало в семь… Значит, где-то в восемь, в начале девятого…
— Долго же длилось это потрясение, — замечает прокурор. — С половины девятого до половины первого… Долго!
— Долго, — отвечает Савушкин.
— А во сколько же вы расстались?
— После спектакля. Она сразу ушла.
— Но не забыла взять у вас номер телефона…
— Это я ей сам всучил.
— Всучили? — качает головой прокурор. — Вы что, предвидели, что можете понадобиться в качестве свидетеля, так, что ли?
— Я возражаю против этого вопроса, — вмешиваюсь я.
— Мы снимаем вопрос, — говорит судья.
— Хорошо, — соглашается прокурор.
— Нет, я не предвидел, — продолжает Савушкин. — Просто мне казалось, что если человеку плохо и ты можешь помочь…
— Значит, вы убедились, что Костиной плохо? — спрашиваю вовремя я.
— Да, конечно. Еще как убедился.
— У меня вопросов нет, — обращаюсь я к суду, а сама спешу зафиксировать в блокноте эти столь важные для меня показания…
— У обвинения вопросов нет, — вторит мне прокурор.
Судья, пошептавшись с заседателями, объявляет свидетелю:
— Спасибо. Можете пока сесть.
И вот наступает черед судебного эксперта.
Мы с прокурором внимательно следим за молодым еще человеком в элегантном костюме, который неторопливо встает из-за стола с листком в руках.
— …На основании собранных доказательств и изучения личности подсудимой судебно-медицинская экспертиза пришла к следующим выводам… Подсудимая Костина характеризуется повышенной нервной возбудимостью, высокой степенью эмоциональности. Эти особенности личности определяют возможность неустойчивого поведения в критических ситуациях. В частности, при совершении инкриминируемых в настоящем процессе действий. Однако говорить о том, что эти действия были совершены в состоянии аффекта, у экспертизы оснований нет. — Эксперт, закончив чтение, передает листок секретарю, поясняет: — Подробное заключение экспертизы…
— Есть ли вопросы к эксперту? — спрашивает судья.
Чаши весов колеблются. Лицо прокурора непроницаемо, мое лицо, вероятно, тоже. Это наш поединок. Поединок сторон в судебном процессе.
Беру слово.
— У меня вопрос к потерпевшему Федяеву.
— Потерпевший Федяев, встаньте! — объявляет судья.
Федяев охотно встает. Вот он перед нами. Одет скромно, без претензий, одет соответственно минуте. Смотрит внимательно, даже с сочувствием, с готовностью разрешить возможные затруднения…
— Скажите, потерпевший, как вы сами оцениваете состояние Костиной в тот вечер? Считаете ли вы, что в ее действиях был заранее обдуманный план?
— Я этого не говорил.
— Значит, не считаете?
— Не считаю… Видите ли, я уже отмечал, что Валентина вообще нервная натура, с неустойчивой психикой. Все очень индивидуально, не как у людей…
— Да уж, — не выдерживаю я. — Кто бы на ее месте согласился содержать здорового мужчину на протяжении пяти лет?
Судья делает мне замечание:
— Попрошу не отвлекаться.
— Ну, видите ли, — отвечает мне Федяев. — Тут тоже… Как посмотреть. У нас в высших учебных заведениях, как известно, платят стипендию, а в случае надобности помогают и дополнительно. А кроме того, я вам уже говорил, — он слегка усмехается, «рассекречивая» наши переговоры, — что я Валентине действительно обязан. И даже сейчас чувствую к ней благодарность, — он опять усмехается, — нет, не за то, что она хотела меня убить, а за то хорошее, что у нас было, и за ее доброту… Я вам повторяю, она вообще в жизни эмоциональный товарищ… из холода в жар… Раз, помню, даже грозилась — мол, если что, убью…
— Интересно, — оживляется прокурор. — И давно у нее родилась эта мысль?
— Какая мысль?
— Та самая: «Если что, убью!»