— Сколько же в твоей голове воздуха вместо мозгов? — это была не лучшая её ремарка, но она слишком переживала, что Малфой мог покуситься на её бананы.
— Уж, конечно же, меньше, чем в твоей, — его голос звучал не менее озабоченно. Но лучше бы Малфой занялся более высокими деревьями и держался подальше от её пальмы.
— Какая разница, — пробормотала она, притягивая к себе гроздь и отрывая от неё плоды.
Заслышав хруст и режущие звуки, доносящиеся со стороны Малфоя, она обернулась — одной рукой тот тянул вниз большую ветку, а в другой держал кинжал. Гермиона резко развернулась так, чтобы не стоять к нему спиной — лезвие сверкало, пока Малфой отсекал связки бананов. Они падали к его ногам возле растянутой на земле мантии. Его волосы растрепались, ладони были покрыты грязью, а пот на руках привлекал не меньше комаров, чем её собственные конечности. Его одежда выглядела мятой и потрепанной, и пах он наверняка той же жуткой смесью серы и соли, что и она сама.
Малфой отпустил ветку — та взлетела вверх, роняя листья — и достал из кармана небольшой мешочек со шнурком. Поглядывая на Гермиону, он засунул лезвие в «ножны» и спрятал кинжал в карман. Малфой не ухмыльнулся, не усмехнулся, не окинул её уничижительным или хотя бы раздражённым взглядом. Столь незнакомое выражение лица — да ещё при наличии у Малфоя кинжала — было вовсе не тем, к чему Гермиона могла относиться спокойно.
Она торопливо оторвала несколько плодов, запихнула их в сумку, напоминая себе о том, что пользоваться палочкой бесполезно. В её распоряжении имелось острое перо, а когда Гермиона в первый раз уезжала в Хогвартс, мама показала ей два места на теле человека, куда нужно бить в случае нападения. «Гермиона, между ног или прямо в глаза». Тогда она решила, что мама повела себя как типичная мать, но если Малфой с этим своим пугающим взглядом и острыми предметами вздумает подойти к ней слишком близко — что ж, она сделает так, что родители будут гордиться дочерью.
Гермиона повесила лямку на плечо, откинула сумку за спину, следя за тем, как Малфой собирает бананы в мантию и скручивает её в узел. Она неловко постояла пару секунд, не зная, что сказать или сделать, а потом двинулась в ту сторону, в которую шла изначально.
— Грейнджер, ты заметила на этом острове какие-то странности? — его голос отозвался эхом среди деревьев и ещё громче зазвенел в её голове.
Гермиона помедлила с ответом, оглядываясь на непривычно сурового Малфоя.
— Я тоже не могу отсюда уйти, если ты спрашивал об этом.
Он пару раз подбросил банан в воздух, потом закинул свою самодельную сумку на плечо. Посмотрел на Гермиону, коротко кивнул и отвернулся. Она прислушивалась к хрусту его шагов, вторящему её собственным, который становился все тише и тише, пока она не осталась в одиночестве.
6 мая; 1:30
Комары собирались сожрать её заживо. Они — или кто там ещё — шуршали в кустах и заставляли деревья шуметь. Покидая свою квартиру, Гермиона знала, что отправляется в маггловский город, поэтому надела только лишь футболку с длинным рукавом и джинсы, а свой плащ убрала в сумку. Будь у неё сейчас мантия или куртка, она могла бы закутаться полностью и тешить себя надеждой, что насекомые не сумеют добраться до её тела. А так Гермиона решила обернуть плащом только верхнюю часть туловища. Если тут не водились жуки-мутанты, способные прокусить джинсы и кроссовки, всё будет хорошо.
Вокруг раздавались странные животные звуки; Гермиона постоянно ощущала, как по коже и волосам что-то ползало. Темнота была такой непроглядной, что реши она хлопнуть себя ладонью по лицу, то быстрее бы почувствовала удар, чем разглядела свою руку. Земля была жёсткой, кора — шершавой, а для сбора воды в её распоряжении имелась только жестянка, в которой раньше хранились конфеты.
Во всём этом Гермиона винила Малфоя.
7 мая; 13:39
Малфой истекал кровью — его платиновые волосы окрасились в красный, кровь струилась по лицу, а футболка пропиталась ею настолько сильно, что казалась чёрной. Гермиона потрясённо уставилась на его окровавленное и неподвижное тело, пристально всматриваясь в припухшую посиневшую кожу вокруг глаз в надежде, что он поднимет веки. Но этого не случилось. Кровь капала на землю, и пока Гермиона не прикоснулась пальцами к его холодной, потной шее, она подозревала, что он мёртв. Слыша только своё сердцебиение, она шокированно пялилась на Малфоя и пыталась нащупать его пульс, но, заметив, что его живот чуть поднимается и опадает, отняла руку от тела.
Она оторвала от своего плаща полоску ткани и обмотала ею голову Малфоя, стараясь остановить кровотечение из пореза. Она понятия не имела, что именно случилось с его грудью, но поставила ему на рёбра свою тяжёлую сумку, стараясь зажать раны, какими бы те ни были, а потом позвала на помощь. Гермиона не знала, где находилась ближайшая деревня, но помочь Малфою самостоятельно она не могла — повреждений было слишком много, к тому же бог его знает, как долго он пролежал тут, истекая кровью.
Малфой никоим образом не являлся её другом, она даже затруднялась сказать, каким человеком он был, но всё же он был человеком. Он натворил много плохого, сделал неправильный выбор, но оставался человеком. И это кое-что значило для таких людей, как Гермиона. Может, кто-то и заслуживал медленной, мучительной смерти в одиночестве, но только лишь кто-то ужасный. Волдеморт, Беллатрикс и кое-кто ещё, поступавший с другими подобным образом. Кем бы Малфой ни был и как бы Гермиона к нему ни относилась, он не был ими, а значит, не заслуживал такой смерти.
Поэтому она его потащила. Если тяжёлые вещи сравнивали с мешком картошки, бесчувственный Малфой казался грузовиком, набитым камнями. Наверное, причина таилась в металлическом покрытии на его костях — полным он не выглядел, но весил, будто целый слон. Всего несколько минут спустя её мускулы начали ныть, а на коже выступил пот. Ей нужно было, пятясь, тащить его вверх по склонам, маневрировать между деревьями, стараться не падать и ни с чем не сталкиваться.
Она двигалась, нагнувшись над ним и обхватив его торс руками, его голова свешивалась ей на грудь. Приходилось останавливаться через каждые несколько рывков для восстановления дыхания и отдыха горящих ног и спины, чтобы потом вновь упереться каблуками и потащить свою ношу. Малфой не пошевелился и не издал ни единого звука за всё то время, что она продвигалась по направлению к деревне на побережье — даже тогда, когда она проволокла его по коре, пнула коленом и уронила.
Чтобы не сбивать дыхание, Гермионе пришлось перестать звать на помощь, но после каждой передышки она принималась кричать снова. Руки начали соскальзывать — вспотевшую кожу покрывала кровь. В свете солнца она казалась ярко-красной, и Гермиона, волоча Малфоя, глядела только на неё, избегая смотреть на его голову или лицо — просто на всякий случай. На случай, если он уже умер, и она тащила труп Драко Малфоя по зарослям вулканического острова. Её жизнь не могла стать такой. Это была не её жизнь.
Обдумывая разные варианты того, что могло случиться, и надеясь, что Малфой ещё жив, Гермиона вдруг услышала, как впереди, слева от неё, что-то пробиралось сквозь деревья. Пригнувшись и чувствуя бедром свои перо и палочку, она уставилась в ту сторону, гадая, помощь ли это или как раз то, что напало на Малфоя. Разглядев что-то между стволов, она прищурилась и захлебнулась слюной — перед ней появился человек.
Гермиона в ступоре посмотрела на него, потом медленно опустила глаза на лежащего на её руках парня. От удивления, возникшего при виде их обоих, она соображала медленно, но, уткнувшись взглядом в окровавленную шевелюру у себя под подбородком, бросила свою ношу и отлетела назад так, словно раненое тело было покрыто кислотой, прожигающей её кожу. Запнувшись то ли о свои ноги, то ли о корень, она рухнула на землю, но тут же вскочила. Гермиона инстинктивно выхватила палочку, кончик которой метался между двумя Малфоями. Происходящее сейчас наверняка входило в десятку её худших ночных кошмаров.