- Вернемся к нашим баранам. На чем мы остановились, Юрик?
Юрик, занятый ненавистью к жене, не врубался. Признался виновато:
- Не помню, Роман Суренович.
- Ай. Ай. Ай. - раздельно произнес Казарян. - Воспроизвожу твои слова: "Формально наш банк с развлекательным бизнесом ничто не связывает". И что же далее? Неформально?
- Насколько мне известно... - академично начал банкир, но вздорный кинорежиссер, передразнивая, перебил:
- "Насколько мне известно!" Ты же самый главный пуп в банке, и поэтому подобная формулировка меня не устраивает. Я бы хотел услышать вроде: "По моему указанию..."
- С моего согласия, - выбрал компромиссный вариант Юрий Егорович, финансирование новых проектов шоу-бизнеса проводилось опосредованно, через третью юридическую сторону. Чаще всего через спортивные организации и фонды.
- И что же тебя подвигло на согласие?
- Предельно выгодные для нас условия, - сознался в корыстной слабости банкир.
- По-моему, ты врешь, - грустно сказал Казарян. - Так я и поверю, зная тебя, что ты, ошалев от алчности и не помня себя, погнался за длинным рублем. Ты и живой, и не в тюрьме только оттого, что предельно осторожен. А операция с малозаконной третьей стороной весьма смахивает на криминальную махинацию. Зачем это тебе, когда, как я знаю, положение банка вполне устойчиво? Незачем тебе все это. Похоже, на тебя всерьез наехали, Юрик. Кто и с чем?
- Переговоры со мной велись через Радаева. Я могу надеяться на то, что все, о чем я вам скажу, останется между нами или хотя бы не выйдет на уровень гласности?
- Надейся, - посоветовал Казарян.
- Надежды маловато. Хотелось бы уверенности...
- Да что ты жмешься, будто ссать хочешь? - не вытерпела, возмутилась Наталья. - Начал закладывать, так закладывай до конца!
- Если не принимать во внимание некоторую грубость изложения, совет вашей жены своевременен и абсолютно правилен.
- Итак, о Радаеве... - эпически начал Юрий Егорович.
- Да ладно о Радаеве! - И Казарян уже разозлился. - Чем они тебя придавили?
- Подробнейшей и отчасти документированной информацией о нашей не совсем законной прошлогодней операции, связанной с событиями, происшедшими в криминальном мире.
- Это когда вы вместо того, чтобы отмыть, три четверти уголовного общака под шумок междусобойной войны тихо прикарманили?
- Можно и так выразиться.
...Двое в камуфляже наблюдали, как Казарян вышел из лифта и направился к выходу. Когда он проходил мимо них, они встали и попрощались дуэтом:
- До свидания, Роман Суренович.
- Ах да, - спохватился задумавшийся кинорежиссер, вернулся и просунул в полукруглую дырку в стеклянной стене ключи от наручников и увесистый "кольт". - Там Родион томится. Расстегните его и отдайте ему пистолет.
Ничего не поняли камуфлированные, но дверь открыли. Казарян вышел на волю и сладко потянулся. В общем, можно быть довольным собой.
17
Почему понедельник - день тяжелый? А потому что рабочий. Первый рабочий день недели. Смирнов зевнул во всю пасть, лязгнул искусственными челюстями и, открыв калитку, выкатил свой велосипед в проулок. Время лечебной физкультуры для инфарктника - десять верст на двух колесах по местным тропинкам. Но крутить педали не очень-то и хотелось, а хотелось выкурить вторую - вне плана - утреннюю папиросу.
Он увел велосипед из зоны, которая могла просматриваться бдительной Лидией, и, пройдя немного, безбоязненно и оттого в полную оттяжку закурил, привалив двухколесное чудо техники к забору Дарьи.
- Здравствуйте, Александр Иванович! - сладко пропел женский голос из-за забора. Но соло исполнила не певица, сидевшая на лавке у крыльца, а Берта Григорьевна, притулившаяся к хозяйке.
- Чего это вы здесь спозаранку? - от изумления забыв поздороваться, растерялся Смирнов. - Ты же, Дарья, в это время дрыхнешь без задних ног!
- А нас из дома выгнали! - похвасталась Берта Григорьевна.
- Это как же понимать?
- Да идите же сюда! - испугавшись чего-то, вдруг свистяще зашипела Дарья. - Нам громко разговаривать нельзя.
Берта нажала на кнопку, и Смирнов, миновав калитку, покорно покатил велосипед к скамейке. Подойдя на расстояние шепота, шепотом же и повторил:
- Это как же понимать?
- Мастер у нас в доме, - уважительно сообщила Дарья.- Мою технику записывающую и воспроизводящую- проверяет, что-то там у меня в последнее время барахлит. Конечно, я понимаю, не ко времени все это, но что делать? Заранее с ним договорилась, а у него на два месяца вперед все расписано. Еще, что ли, два месяца ждать?
- Такой важный? - удивился Смирнов.
- Такой умелый. И единственный. Нарасхват.
Глазастый Смирнов вмиг соединил спецфургончик за забором с шурующим на даче мастером. Указал кивком на фургончик:
- Его?
- Его, его! - заверила Дарья. - Суперлаборатория на колесах.
- Все я про вас понял. Ничего интересного. А на велосипеде кататься все равно не хочется, - признался Смирнов.
- Надо, Федя, надо! - назидательно подбодрила его Берта Григорьевна.
- А я что говорю? - мрачно согласился Смирнов и щелчком направил окурок в урну. Не попал, прошел к урне, подобрал окурок и бросил в дырку для мусора. Вернувшись, шепотом извинился: - Пардон, - и вдруг, осененный, взвился: - Бабы, ну что вам здесь кучами сидеть? Пошли гулять! Подснежники распустились вовсю!
- Мне велено никуда не отлучаться, - сказала Дарья обреченно.
В подтверждение ее слов на крыльцо вышел рыжий мастер, увидел Смирнова, мельком поздоровался:
- Здрасте, - и обратился к хозяйке: - Как я и предполагал, Дарья Васильевна, все дело в записи. Запись у вас не на автоматике, а в ручном режиме, а вы пользовались пультом весьма и весьма небрежно. Разболтались приводы, ослабли контакты. Я кое-что сделал, поправил что мог, несколько изменил схему управления. Пойдемте, я вам покажу что и как, чтобы вы в дальнейшем, извините, не портачили.
- Пойдемте. - Даша покорно встала.
- Ты надолго, хозяйка? - спросил Смирнов.
- Надолго, - за нее ответил мастер, и они направились в дом.
- Увели, - констатировал сей прискорбный факт Смирнов. Но лишить природного оптимизма было трудно. - А, может, все и к лучшему, роскошная моя Берта? Мы с тобой- в обратном переводе на русский - в четыре глаза, так сказать. На природу, а? В чащу, а? В интим, а?
- Да уж и не знаю, Александр Иванович, - вяло посомневалась Берта.
Но Смирнова было уже не остановить. Подхватив пышную даму за локоток, он поднял ее со скамейки и, ненароком трогая за разные места, укутал, как младенца, в вечную ее павловопосадскую шаль.
- Вот ты и готова, радость моя. Потопали.
Берта Григорьевна движением плеч освободилась от запеленутости, двумя руками проверила прическу, улыбнулась, показав прекрасные зубы и, яростно кокетничая, согласилась:
- Потопали.
Катя левой рукой велосипед, отставной полковник ностальгически мечтал на ходу:
- В былые-то времена усадил бы я тебя, Берта, на раму и покатили бы мы с тобой щека к щеке. Ехал бы я и распалялся. А распалившись, свернул в густые кусты и...
- И что же вам мешает сделать это сейчас? - с соответствующим придыханием откликнулась Берта.
- Отсутствие на велосипеде рамы, недоступное счастье мое, - лукаво объяснил Смирнов. - Нету на нынешних рамы! Одни зигзаги!
Берта глянула на велосипед, с сожалением убедилась в его правоте: не было рамы, и все тут. Выбрались в лесок, исхоженный такой лесок, обжитый. По пути и бревнышко лежало подходящее - сухое, чистое, вытертое задами неприхотливых дачников.
- Присядем? - предложил Смирнов.
- Мы же гулять собрались, - удивилась Берта и уселась на бревно.
В общем-то ей гулять и не хотелось. А умный Смирнов нашел и теоретическое обоснование их столь быстрому привалу.