В отделе оружия выделялась Златоустовская оружейная фабрика. Ее изделия из литой стали — сабли, клинки, шашки, кирасы — удостоились медали «за отличную выделку и закалку». Однако главным экспонатом в этом отделе признали стальное орудие 12-фунтового калибра. Создателем пушки был горный инженер Павел Матвеевич Обухов, пришедший на фабрику через несколько лет после кончины П. П. Аносова.
П. М. Обухов в 1843 г. окончил с золотой медалью Институт горных инженеров в Петербурге, работал на уральских заводах, в 1854 г. стал управителем Златоустовской оружейной фабрики, где совершенствовал процесс производства литой стали.
Еще в 1855 г. Обухов высказал смелую мысль о получении крупных стальных отливок: «Из литой стали удобно будет отливать полевые артиллерийские орудия, которые должны быть несравненно легче, дешевле и прочнее медных».
В начале 1860 г. были отлиты первые стальные пушки. После пробной стрельбы в Златоусте одну из них отправили в Петербург. Глубокой осенью начались испытания. После трех тысяч выстрелов точность полета ядер не изменилась. Лучшее орудие 12-фунтового калибра, блестяще выдержавшее все испытания, попало на Всемирную выставку 1862 г. и там было отмечено золотой медалью. Сейчас оно находится в Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и связи в Ленинграде.
Успешное испытание русских пушек положило конец крупповокой монополии. Русский артиллерийский комитет на своем заседании отметил, что «литая сталь Обухова превосходна, его орудия отлично выдерживают стрельбу даже более сильными зарядами, чем обыкновенные. Вязкость и упругость этой стали таковы, что орудие выдержало без разрыва 4000 выстрелов и металл при этом нисколько не подался. Доставленное Обуховым орудие ни в чем не уступало орудиям Круппа, и остается только пожелать, чтобы точно такие же орудия приготовлялись им в большом числе».
В России за короткое время появились крупные сталелитейные заводы, основанные на способе Обухова, — в Златоусте Князе-Михайловская фабрика (1860), в Перми сталепушечный завод (1863) и в Петербурге Обуховский завод (1865). Уезжая с Урала, Обухов взял с собой златоустовских мастеров, которые и положили начало столичному предприятию.
Париж, 1867.
ГАЛЬВАНОПЛАСТИКА ЯКОБИ
Всемирная выставка произведений земледелия, промышленности и художеств открылась первого апреля с небывалым триумфом, среди непрерывных празднеств. Несмотря на то что королевская власть доживала последние дни, Париж предстал перед миром еще более величественным, чем прежде. Свою притягательную силу город распространял на всех, кто был богат, в чести и знаменит или мнил себя таковым.
Выставка поражала скорым выполнением сложных строительных работ. За несколько месяцев пустое Марсово поле превратилось в зеленый город с аллеями, газонами, цветниками, ручьями, прудами и водопадами, газовыми светильниками. Была сделана первая попытка создать единый самостоятельный комплекс выставочных павильонов. Кроме главного дворца, возвели 211 больших и малых павильонов.
Главное здание выставки, все из железа и стекла, имело эллиптическую форму огромных размеров: 490x360 м, с открытым садом в центре и наружной галереей машин, покрытой стеклом. Создатели его — инженеры Ж.-Б. Кранц и А. Г. Эйфель при постройке использовали метод сборки. Была найдена весьма удачная система распределения экспонатов. Всем странам-участницам отвели места по радиусам, а экспонаты в каждом секторе располагали таким образом, что, обойдя дворец по кругу, посетитель видел однородные экспонаты разных государств, имел возможность их сравнить. Выставка состояла из 10 групп, разделенных на 95 классов.
Совсем малое расстояние во времени от предыдущей выставки: по-прежнему господствовали машины, их двигал пар. Демонстрировались огромные массы металла из тигельной, бессемеровской стали, в разделе металлургии был представлен новый процесс — мартеновский. Впервые экспонировались продукты прикладной электрохимии, полученные гальванопластикой, рекламировались достижения в производстве красителей, других химических продуктов.
Предметами выставки, выдающимися из ряда обыкновенных, называли железный дом из Германии, «складывающийся очень хитро и скоро», английскую паровую машину для поднятия тяжестей — единственную в своем роде. Америка послала в Париж громадный сыр весом 220 пудов, фортепьяно-скрипку, лошадь-автомат, которая «ходит, бежит рысью, скачет, идет в галопе и делает разные приемы обученных верховых лошадей». Пруссия представила образцовую гильотину, могущую отрубать по 6 — 8 голов сразу (тогда могли быть и такие страшные экспонаты).
На Сене велась ночная ловля рыбы при помощи электрического света и демонстрировалась стрельба из игольчатого ружья в терпящее бедствие судно для передачи ему с пулей веревки, с помощью которой оно притягивалось к берегу.
Роскошно выглядел на выставке 9-й класс — фотодело. Двадцать стран представили 589 экспонатов: снимки цветов, портреты, репродукции картин, микрофотографии, фотоскульптуры, а также набор химикатов. Успехи в этом сравнительно новом занятии были отмечены 132 медалями и 144 почетными отзывами. Для получения сезонного билета на выставку уже требовались две фотографии.
На этой выставке впервые была введена особая 10-я группа, посвященная предметам для улучшения физического и нравственного состояния народа. Впервые делалась попытка обратить внимание на положение народных масс, на их материальные и духовные потребности. Профессор Петербургского университета М. И. Сухомлинов отмечал стремление представить ту степень «духовного богатства, которая доступна людям, обреченным на самую суровую долю в обществе... засвидетельствовать о том сочувствии, которое современное образованное общество питает к судьбе крестьянина и работника».
А народ, которому старались «засвидетельствовать о сочувствии», сам явился на выставку. Партии работников и мастеровых — французских, немецких, английских — сложились большими группами и приехали из своих провинций в Париж. Они группами расхаживали по залам выставки. Кто-то из них, более образованный, шел впереди, останавливался в каждом отделе выставки, его окружали спутники, и он читал им что-то вроде маленькой лекции. В. В. Стасов, наблюдавший это, позже вспоминал: «Я помню глубокое молчание слушающих, по целым часам не утомляющихся, я помню эти устремленные взоры, полные разумения, эти смышленые вопросы, и потом — этот гром рукоплесканий при каждом удавшемся, особенно затронувшем всех рассказе, я помню эту радость на загорелых, на вид загрубелых лицах, я помню эти сверкающие счастьем глаза...»
Потребность в начальном образовании, в повсеместном распространении грамотности чувствовалась все сильнее и сильнее. Кстати, именно в год этой Парижской выставки Норвегия стала первой в мире страной, где ввели обязательное и бесплатное начальное образование.
В 10-й группе из семи классов два первых посвящались народному образованию: класс 89-й — учебные пособия для педагогического образования и способы обучения детей; 90-й класс — библиотеки и способы обучения взрослых — в семье, в мастерских, в артелях.
В русском отделе по 89-му классу было только три предмета: народные типы и костюмы различных краев России, образцы русской каллиграфии и собрание геометрических задач.
Знаток свеклосахарной и табачной промышленности Е. Г. Грумм-Гржимайло писал, что выставка «изображала в наглядных, осязательных формах промышленную деятельность по всем отраслям человеческих знаний настоящего и отчасти давно прошедшего времени... Особенно же замечательна была она по обдуманному, оригинальному своему устройству».
Выставка давала возможность обозревать различные ступени культуры, на которых стояли отдельные народы. Так, например, рядом с луком и стрелой первобытного человека видели нарезную пушку и игольчатое ружье. Рядом с грубыми письменными знаками малоизвестных племен, нацарапанными па древесной коре или пальмовых листьях, — телеграфные аппараты, счетные машины и гигантские книгопечатные станки.
Корреспонденцию о выставке писатель П. Д. Боборыкин начал так: «Может быть, прочтя нашу статью о Марсовом попе, у многих поостынет охота посетить Парижскую выставку. Том хуже: кто не был — много потерял; но кто собрался с туманными, беспредельными желаниями чего-то сверхъестественного, тому, конечно, лучше остаться дома! Человечество привыкает ко всяким чудесам, и удивить его трудно; но в идею выставок оно возверовало вплотную».