– И что это значит? – спросил Калошин, чувствуя, как у него запершило в горле от волнения.
– Прямое указание на Ясную поляну! Цифра 10 – «Яма» Куприна, 15 – «На дне» Горького и в конце – 34, «Три товарища» Ремарка. А теперь всё по порядку: Дом на горе, лес, поляна, яма, дно, три… Ну, тут могут быть и пни, и камни, всё, что угодно! Это место захоронения мальчика! – Дубовик торжествующе смотрел на Калошина. – Как тебе это?
Майор почувствовал, как у него на голове зашевелились волосы. Он был настолько ошарашен и поражен, что не мог произнести ни единого слова.
Дубовик сел на стул и тоже замолчал, ожидая, когда Калошин сможет осмыслить сказанное.
Наконец, майор, откашлявшись, хрипло произнес:
– А ведь слева от школы на пригорке стоит старый полуразрушенный дом! И если встать на его задворках, то лес будет по правую сторону. Андрей, ты большой умница! Ты просто гений сыска!
– Брось ты это! Я, конечно, от скромности не страдаю, но такие эпитеты!.. Ну, ни к чему! Просто я привык мыслить рационально! И мудрёные шифровки – это наша работа! И не с таким сталкивались! – Дубовик улыбнулся. – Но видел бы ты своё лицо!.. – и, не выдержав, захохотал во весь голос. Калошин тоже прыснул, представив себя.
Немного успокоившись, но всё ещё с улыбкой на губах, Дубовик продолжил:
– Так вот, из этого всего вытекает, что названные книги, как литературные произведения, роли здесь не играют, важен сам каталог, поэтому и «Дом на горе» Арбенин прибавил именно для того, чтобы ориентировать, в каком направлении идти к лесу – от этого дома.
– Но ведь своей подруге Прасковье Петровне он мог написать открыто. Вообще, мало понимаю, зачем весь этот шпионский спектакль? – пожал плечами Калошин.
– Ну-у, тут наш учитель каждый ход продумал! Не все мне понятны, но общая картина ясна: он предполагал, что может не вернуться, и уходить из этой жизни с такой ношей, как смерть мальчика, не захотел. Решил хоть так откупиться от греха. И завуалировал это цифрами по той же самой причине. Ведь он как мог рассуждать: Прасковья Петровна женщина хоть и умная, но сразу его ребус не разгадает, а если он вдруг вернется, то объяснит это какой-нибудь шуткой, да, мало ли чем… Всё и останется по-прежнему. Да, признание было рассчитано лишь на его смерть. Ведь что-то же удержало Арбенина от этого шага ещё год назад! Крепко цепляло, пока был сам жив! Рассказать о смерти мальчика – открыть какую-то тайну, которая очень важна для него! Думаю, это-то как раз и связано с книгами.
– Ну, хорошо, согласен! А зачем эти три дня? Где он предполагал их провести? Или, может быть, уехал на это время?
– Я, честно признаться, и сам так думал! Но пока этот вопрос открыт… – Дубовик подал тетрадь Калошину. – Кстати, Арбенин и каталог этот припрятал…
– А если бы Прасковья Петровна плюнула на эту записку? Хотя, такая женщина, вряд ли отступилась бы… – майор почесал затылок. – Конечно, он был в ней уверен… А где тетрадь лежала?
– Видишь эту папочку? Хранил в ней наш учитель, как здесь написано «Лучшие работы по практическим занятиям», в ней несколько тетрадей. Я их сначала и смотреть не стал. Честно сказать, был готов бежать к этой Прасковье, чтобы узнать, был ли каталог. Но до утра далеко, вот и стал всё пересматривать, вернулся к этой папке, перебрал тетради и среди них нашел то, что искал.
– Трудно объяснимые поступки… Прятать так, чтобы можно было найти! Зачем?
– Думаю, в этом тоже есть свой резон – оставлять открытым путь к отступлению. Вообще, похоже, Арбенин – человек импульсивный, и совершает поступки под воздействием внезапных порывов. Поэтому не стоит искать логику там, где её нет. Сейчас для вас важно найти останки мальчика. Возможно, экспертиза сумеет определить причину смерти, ну, и оттуда уже можно будет плясать.
– Да, забыл тебе сказать, что в книгах эксперт не нашла ничего мало-мальски существенного. Вернее, просто ничего не нашла в самих текстах, – Калошин поднялся, убрал тетрадь с карман и направился к двери.