– Понятно, сделаем! – за обоих ответил Доронин.
– И связи Иконникова необходимо отработать. Может быть, где-то пересекутся они со связями Войтович, – добавил Калошин. – Идентичность следов во дворах обоих не случайна.
– Верно-верно, Геннадий Евсеевич! – подхватил Сухарев. – Андрей Ефимович! А если всё-таки с нашим делом связан швейцарец? Значит, здесь должен быть, так называемый, «продавец»?
– Ну, совсем не обязательно! «Продавец» мог сделать кому-то заказ, ведь если он не здешний, то скорее привлечет внимание к себе, а ему это не нужно. К тому же, Иконников-то знал того, кто украл книгу!.. Нашел ли он вторую, это вопрос… Третья у вас, здесь… Та-ак… Значит, он будет искать её! Таким образом, у нас есть время! Будем работать!
– Товарищ подполковник! А если дать знать о том, что книга здесь? Может быть, это заставит преступника пойти ва-банк, и мы его!.. – Костя Воронцов красочно показал руками, как скрутит преступника.
– Это, кстати, не лишено здравого смысла! Но… пока рано! – кивнул Дубовик. – Обдумаем! Кстати, о каких следах шла речь?
Гулько достал рисунок протектора ботинка и протянул подполковнику. Тот, взяв его, повертел и, хмыкнув, сказал:
– Ну, в эту экспертизу я внесу очень внушительный вклад, – и, поймав на себе вопросительные взгляды, пояснил: – у меня ботинки с такой же подошвой. Это обувь чешской фабрики «Томаш Батя». Скажу прямо, купить их можно только в спецотделах московских магазинов, – он приподнял брючину и повертел ботинком на толстой подошве.
– Так это ведь может упростить наши поиски! – воскликнул Сухарев. – Как я понимаю, ботинки дорогие? – Дубовик кивнул. – Простому смертному недоступны? – при этих словах подполковник поморщился. – Среди наших горожан найдется не так много людей, кто может себе такое позволить, значит, легче будет найти…
– Простите, что перебиваю, но с этими доводами не могу согласиться, – Дубовик поднял ладонь. – Это не личное оружие, не удостоверение, это просто вещь, которую можно продать, обменять, в конце концов, просто подарить! И может так случиться, что эти ботинки носит какой-нибудь слесарь, дворник, продавец… Кто угодно! Согласны? Хотя и ваше предположение может быть верным, просто не стоит делать ставку только на это. Единственное, что дает плюс – это ограниченное количество такой обуви.
– Согласен, – кивнул Сухарев.
Несмотря на позднее время, Калошин предложил Дубовику и Ерохину отправиться к нему в гости. Мужчины без лишних слов согласились: одному не терпелось увидеться со своей невестой, другому – познакомиться с ней. Калошин понял это по лицу капитана и, зная теперь уже нрав обоих, тихонько посмеивался про себя.
Ерохин и в самом деле, буквально, открыл рот при виде Вари. А та, будто нарочно, была сегодня необыкновенно хороша, что вызвало у Дубовика ревностное чувство, которое он, благодаря своему твердому характеру, сумел сдержать, только шепнув Ерохину:
– Слюни вытри!
Калошин, услыхав сказанное тихим, но жестким тоном, фыркнул. Ерохин, как это ни выглядело смешно, в самом деле, сглотнул и, боязливо покосившись на Дубовика, осторожно протянул руку Варе и представился.
Та спокойно ответила на пожатие и улыбнулась, но было понятно, что эта улыбка предназначалась лишь одному из них, и он очень нежно поцеловал девушку, едва коснувшись её губ своими губами. Ерохин при этом опустил глаза, и Калошину почему-то показалось, что капитан в этот момент устыдился своих тайных мыслей, от которых даже немного зарделся.
Наконец, прекратив топтание у дверей, Калошин повел Ерохина в комнату, а Варя с Андреем Ефимовичем отправились на кухню.
– Ну, Геннадий Евсеевич, дочь у вас просто Василиса Прекрасная! – не выдержал капитан.
– Скорее, Варвара Премудрая! – засмеялся Калошин. – А ты постарайся много комплиментов при подполковнике не отпускать! Не ровен час – рассердится!
– О, это мне известно! – снова покраснел Ерохин. – Буду молчать! – и, как ни странно, в течение всего ужина говорил мало, а на Варю глаз почти не поднимал, только после нескольких рюмок коньяка вдруг сказал:
– Товарищ подполковник! Я от всей души вас поздравляю! – чем вызвал легкий смех всех присутствующих.
От веселых разговоров постепенно перешли к своим делам.